Мрак, редея, уходит прочь.
Скоро бой. Взвод с привала снялся.
Трус уже ничего не боялся, –
Был расстрелян он в эту ночь!
1948
Пехота смертельно устала
Под Мгой оборону держать.
В окопах людей не хватало,
Двух рот от полка не собрать.
Двадцатые сутки подряд
От взрывов кипело болото.
Смертельно устала пехота,
Но помощи ждал Ленинград.
И в топи, на выступе суши,
Мы яростно бились с врагом.
Отсюда ракетным дождем
Без промаха били «катюши».
Да, было нам трудно, но вскоре
Ударил могучий прибой,
И на берег хлынуло море
Тяжелой, гудящей волной.
Штыки, бескозырки, бушлаты,
На выручку друга, вперед!
Держитесь, держитесь, ребята!
Морская пехота идет!
Врагу мы повытрясли душу,
А в полдень под тенью берез
Сидели наводчик «катюши»
И русый плечистый матрос.
Костер сухостоем хрустел.
Шипел котелок, закипая.
Матрос, автомат прочищая,
Задумчиво, тихо свистел…
Недолог солдатский привал,
Но мы подружиться успели,
Курили, смеялись и пели,
Потом он, прощаясь, сказал:
– Пора мне, братишка, к своим,
В бою я, сам знаешь, не трушу.
Ты славно наводишь «катюшу»,
И город мы свой отстоим.
Дай лишнюю пачку патронов.
Ну, руку, дружище! Прощай.
Запомни: Степан Филимонов.
Жив будешь, в Кронштадт приезжай.
А коли со мною что будет,
То вскоре на кромку огня
Другой Филимонов прибудет –
Сын Колька растет у меня.
Окончилась встреча на этом.
Военная служба не ждет.
На новый участок с рассветом
Морская пехота идет.
Погиб Филимонов под Брестом,
О том я недавно узнал.
Но сын его вырос и встал
В строю на свободное место.
Вот мимо дворов, мимо кленов
Чеканно шагает отряд.
Идет Николай Филимонов
Среди загорелых ребят.
С обочин и слева и справа
Им радостно машет народ:
Идет наша русская слава –
Морская пехота идет!
1949
Я на ладонь положил без усилия
Туго спеленатый теплый пакет.
Отчество есть у него и фамилия,
Только вот имени все еще нет.
Имя найдем. Тут не в этом вопрос.
Главное то, что мальчишка родился!
Угол пакета слегка приоткрылся,
Видно лишь соску да пуговку-нос…
В сад заползают вечерние тени.
Спит и не знает недельный малец,
Что у кроватки сидят в восхищенье
Гордо застывшие мать и отец.
Раньше смеялся я, встретив родителей,
Слишком пристрастных к младенцам своим.
Я говорил им: «Вы просто вредители,
Главное – выдержка, строгость, режим!»
Так поучал я. Но вот, наконец,
В комнате нашей заплакал малец.
Где наша выдержка? Разве ж мы строги?
Вместо покоя – сплошные тревоги:
То наша люстра нам кажется яркой,
То сыну холодно, то сыну жарко,
То он покашлял, а то он вздохнул,
То он поморщился, то он чихнул…
Впрочем, я краски сгустил преднамеренно.
Страхи исчезнут, мы в этом уверены.
Пусть холостяк надо мной посмеется,
Станет родителем – смех оборвется.
Спит мой мальчишка на даче под соснами,
Стиснув пустышку беззубыми деснами.
Мир перед ним расстелился дорогами
С радостью, горем, покоем, тревогами…
Вырастет он и узнает, как я
Жил, чтоб дороги те стали прямее.
Я защищал их, и вражья броня
Гнулась, как жесть, перед правдой моею!
Шел я недаром дорогой побед.
Вновь утро мира горит над страною.
Но за победу, за солнечный свет
Я заплатил дорогою ценою.
В гуле боев, много весен назад,
Шел я и видел деревни и реки,
Видел друзей. Но ударил снаряд –
И темнота обступила навеки…
– Доктор, да сделайте ж вы что-нибудь!
Слышите, доктор! Я крепок, я молод. –
Доктор бессилен. Слова его – холод:
– Рад бы, товарищ, да глаз не вернуть.
– Доктор, оставьте прогнозы и книжки!
Жаль, вас сегодня поблизости нет.
Ведь через десять полуночных лет
Из-под ресниц засияв, у сынишки
Снова глаза мои смотрят на свет.
Раньше в них было кипение боя,
В них отражались пожаров огни.
Нынче глаза эти видят иное,
Стали спокойней и мягче они,
Чистой ребячьей умыты слезою.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу