Нельзя нам трогать сросшихся корней,
Даешь и страсть, и мудрые беседы,
Пусть жарко спорят тысячи идей,
Но только нет для нас иных путей,
Чем общие и судьбы, и победы!
И вижу я, когда-нибудь сквозь годы
Мою страну, рассеявшую мрак
И вскинувшую светоносный стяг,
Быть может, выше статуи Свободы!
1990
«Всегда, везде, еще с утра…»
Всегда, везде, еще с утра,
Скользя на лыжах или санках,
В лесу, на лагерных полянках,
Шумя, резвится детвора.
Ах, как светла душа лучистая,
И жизнь ясна как раз, два, три.
У ребятни веселье чистое,
Как луч, звенящий изнутри.
А взрослые живут иначе.
Тут все: и горе, и грехи,
И труд, и праздник, и стихи,
И сердце то поет, то плачет.
Не все у них светло и дружно:
То – день, то – мрак, то серый дым.
И им подчас бывает нужно
Веселье подогреть спиртным.
У стариков же тлеют души
Уже без бурь и лишней смелости.
У них все лучшее – в минувшем,
В далеком детстве или зрелости.
И память штопает портнихою
Цветистый плащ былых желаний.
У стариков веселье тихое,
Чтоб не спугнуть воспоминаний.
1990
Сегодня, какую-то мысль гоня,
Спросила ты с легким смущеньем глаз:
– Скажи, а ты мог бы, ну пусть не сейчас,
А в будущем, вдруг разлюбить меня? –
А я улыбнулся:
– Ты ждешь ответ?
Но надо ль тут что-нибудь говорить?!
Вот можем, к примеру, мы или нет,
Ну, скажем, без воздуха в мире жить?
Нет-нет, ты постой и проникни в суть:
А жизнь сохранилась без еды?
И мой разговор не пустяк отнюдь,
И можно ль без солнца или воды?
Сама же смеешься? Ну вот, ну вот,
Да как тут возможен иной ответ?!
А ты для меня ведь и хлеб, и свет,
И воздух, и звон родниковых вод.
Все, даже веселые соловьи
Звенят в твоем голосе для меня.
И вечно со мной среди мглы и дня
И нежность твоя, и труды твои.
И для тебя это не секрет,
Что нету лукавства в моей груди,
Поэтому я, ну сама суди:
Могу разлюбить тебя или нет?
1990
Что нынче творится с моей страной?
Под стягами гласности, правды, счастья,
Подняв оглушительный свист и вой,
Хотят растащить ее всю на части.
И многие, с кем мы всегда росли,
С кем вместе мечтали, дружили, пели,
Глядишь, где-то вроде в иной артели
Иль дальнем-предальнем краю земли.
Так что же поделать и как понять,
В какое поверить сегодня сердце?
С кем вместе проблемы свои решать,
На что окончательно опереться?
Какой-то почти парадокс сплошной:
Ведь жили под властной и злой рукою,
И не было правды, и плох был строй,
Но все же позвольте вопрос прямой:
Творилось у нас ну хоть раз такое?!
Скажите: бывало ль хотя бы раз,
Чтоб хаос, чтоб нищенство – без предела,
А сверху правительство бы на нас
С умильной улыбочкою смотрело?
Не верю в тупую вражду народов
И ярости злобно-кровавый свет.
Ведь мир меж соседями жил не годы,
А счесть невозможно же сколько лет!
Так что это: радость или напасть,
Когда шовинисты и экстремисты,
Пробившись, пробравшись порой в солисты,
Отчаянно лезут в большую власть.
Скажите мне, бросив на запад взгляд,
Ну может ли где-то всерьез решаться
Вопрос: отделяться, не отделяться?
Уйдет или нет вдруг какой-то штат?!
В Канаде, Америке или Франции –
Везде могут сотни проблем решать,
Однако незыблемость федерации,
Какие б ни всплыли вдруг пертурбации,
Никто б и не пробовал обсуждать!
А мы? Только вспомните, как рождался:
Ведь с Рюрика тысячу с лишним лет,
Сквозь сотни побед и сквозь сотни бед,
Наш дом государственный воздвигался.
Так как же позволить нам, чтоб теперь,
При робости чьей-то иль слабой власти,
Вдруг кто-нибудь выбил ногою дверь
И начал разваливать дом на части?
Да, пусть не простым был тот долгий путь,
И смуты, и голод, и войны были.
Но разве случалось, чтоб где-нибудь
Историю с ландышами творили?!
Мчит время, но главное все же в том,
Что все мы привыкли в тех добрых стенах
Жить, словно бы все за одним столом,
И так все срослись, что в краю любом
Едва ль не сидим друг у друга в генах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу