Семен Надсон: Полное собрание стихотворений

и т. д. («Весной», 1886)

Герой Надсона сомневается даже в идеале будущего счастливого строя, который, как мы увидим ниже, отстаивал сам, сомневается потому, что для его осуществления понадобятся бесчисленные жертвы:

(«Нет, я больше не верую в ваш идеал…»)

Но не только «праведная кровь погибших бойцов» смущает поэта, он думает и о себе, о своих «слезах» и мучениях: в новом мире ему станет жаль этих мучений, к которым он привык, в которых видит свою миссию, свое назначение:

(«Томясь и страдая во мраке ненастья…»)

Больше того, герой Надсона иной раз упивается страданиями, видя в них свое превосходство над довольною и сытою толпой:

(«Как долго длился день!.. Как долго я не мог…»)

Надсон предвидит, наконец, и такую возможность: ценою жертв, крови и страданий осуществлен «заветный идеал», но человека мучит «пронзающий вопрос»:

Этим вопросом кончается стихотворение с характерным названием «Грядущее», а начинается оно утверждением:

Недоверие к будущему, разумеется, лишало надсоновского героя сил для жизненной борьбы – тем более, что в настоящем он постоянно сталкивался с безысходным противоречием между личными стремлениями и объективными законами жизни. Это противоречие было источником пессимистических настроений людей народнического поколения, оно же лежало в основе «субъективной социологии», утверждавшей возможность жить и действовать, не считаясь с законами объективной необходимости.

В. Г. Короленко, вместе с другими людьми своего поколения воспитавшийся в атмосфере народнического волюнтаризма, писал в своей восточной сказке «Необходимость» о том, что божество необходимости «признает своими законами все то, что решит наш выбор. Необходимость – не хозяин, а только бездушный счетчик наших движений. Счетчик отмечает лишь то, что было. А то, что еще должно быть – будет только через нашу волю… Значит, – предоставим Необходимости заботиться о своих расчетах, как она знает». [5] В. Г. Короленко. Собрание сочинений, т. 2. М., 1954, стр. 388. Внешне все это звучало более чем оптимистично, по существу же такое решение вопроса не могло устранить тревожных и печальных размышлений над фатальным несоответствием стремлений благородных мечтателей с ходом истории, не оправдывавшей их ожиданий и надежд.

В стихотворении «Червяк, раздавленный судьбою…» (1884) Надсон с горечью и болью говорит о трагедии людей, «в бессильном озлобленьи» стремящихся повернуть к лучшему жизнь «толпы», которая идет своим путем, «как шла доныне». «И гаснет крик мой без следа, Крик вопиющего в пустыне!»

К этому прибавлялась еще трагическая тема бездушной природы, которая чарует человека своей красотой и одновременно подавляет его своей холодностью и безразличием.

(«Не знаю отчего, но на груди природы… »)

И эта горечь заставляет больную мысль современного человека биться «над неразгаданным вопросом бытия»:

(«Случалось ли тебе бессонными ночами…»)

К тому же в сердце человеческом живёт «всем врожденная способность примиренья», а