Эдуард Асадов: Когда стихи улыбаются

Едва он поставил кувшин на костер,
Дым взвился над лесом, как черный шатер, —
Все выше и выше, до горных вершин,
Старик с любопытством глядит на кувшин:
Когда переплавится все, перемучится,
Какая же там чертовщина получится?

Кувшин остывает. Опыт готов.
По дну пробежала трещина,
Затем он распался на сотню кусков,
И… появилась женщина…

История с печалью говорит
О том, как умирали фараоны,
Как вместе с ними в сумрак пирамид
Живыми замуровывались жены.

О, как жена, наверно, берегла
При жизни мужа от любой напасти!
Дарила бездну всякого тепла,
И днем, и ночью окружала счастьем.

Не ела первой (муж пускай поест),
Весь век ему понравиться старалась,
Предупреждала всякий малый жест
И раз по двести за день улыбалась.

Бальзам втирала, чтобы не хворал,
Поддакивала, ласками дарила.
А чтоб затеять спор или скандал —
Ей даже и на ум не приходило!

А хворь случись — любых врачей добудет,
Любой настой. Костьми готова лечь.
Она ведь знала точно все, что будет,
Коль не сумеет мужа уберечь…

Да, были нравы — прямо дрожь по коже.
Но как не улыбнуться по-мужски:
Пусть фараоны — варвары, а все же
Уж не такие были дураки!

Ведь если к нам вернуться бы могли
Каким-то чудом эти вот законы —
С какой тогда бы страстью берегли
И как бы нас любили наши жены!

Май. Беспокойство. Звезд толчея…
Луна скользит по плотине…
А рядом на бревнышке друг мой и я
И наша «Беда» посредине.

Носила «Беда» золотой пучок,
Имела шарфик нарядный,
Вздернутый носик и язычок,
Хитрый и беспощадный.

Она улыбнулась мне. Я просиял,
Пригнул ей облачко вишни.
Друг мой нахмурился, встал и сказал: —
Я, кажется, третий лишний.

Но девушка вспыхнула: — Нет, постой!
Сам не решай задачи.
Да, может, я сердцем как раз с тобой.
Ишь ты, какой горячий!

Снова сидим. От ствола до ствола
Тени легли несмело…
Девушка с ветки цветок сорвала
И другу в петличку вдела.

Тот, улыбнувшись, губами взял
Белый бутончик вишни.
Довольно! Я кашлянул, хмуро встал. —
Пожалуй, я третий лишний!

Она рассмеялась: — Вскипел, чудак!
Даже мороз по коже.
А может, я это нарочно так
И ты мне в сто раз дороже?!

Поймите, братцы: гремит река,
Кипят жасмин, облепиха,
Метет сиреневая пурга…
В природе и в сердце моем пока
Просто неразбериха!

А вот перестанет весна бурлить,
И будет мне звёзды слышно,
Они помогут душе решить,
Кто лишний, а кто не лишний!

И дни летели, как горький дым.
Ночи — одна бессонница.
Она все шутит, а мы молчим
И все не знаем, с другом моим,
Дружить нам или поссориться.

Но вот отшумела в садах весна.
Хватит. Конец недугам!
Третьим лишним была — она!..
Так мы решили с другом.

Старики порою говорят:
— Жил я с бабкой сорок лет подряд,
И признаюсь не в обиду вам,
Словно с верной Евою Адам.

Ева впрямь — примерная жена:
Яблоко смущенно надкусила,
Доброго Адама полюбила
И всю жизнь была ему верна.

Муж привык спокойно отправляться
На охоту и на сбор маслин.
Он в супруге мог не сомневаться,
Мог бы даже головой ручаться!..
Ибо больше не было мужчин.

У тебя характер прескверный
И глаза уж не так хороши.
Взгляд неискренний. И, наверно,
Даже вовсе и нет души.

И лицо у тебя как у всех,
Для художника не находка,
Плюс к тому цыплячья походка
И совсем некрасивый смех.

И легко без врачей понять,
Что в тебе и сердце не бьется.
Неужели чудак найдется,
Что начнет о тебе страдать?!

Ночь, подмигивая огнями,
Тихо кружится за окном.
А портрет твой смеется в раме
Над рабочим моим столом.

О, нелепое ожиданье!
Я стою перед ним… курю…
Ну приди хоть раз на свиданье!
Я ж от злости так говорю.

В сто раз красноречивее речей,
Пожалуй, были и сердца, и руки,
Когда мы, сидя в комнате твоей,
Старались грызть гранит сухой науки.