Казимеж Вежиньский - Из стихотворений эмигрантских лет

Как горы, что вросли в глубь вечности подошвой,

Как по утрам рассвет, как звезды среди тьмы,

Как свойство бытия меняться понемногу,

Свобода нам нужна, как нужно Божье Богу,

На то она дана, чтоб людям быть людьми.

(1946)

Запах

Мечиславу Грыдзевскому

Все отдать вам готов я, но только не травы

Луговые, не лиственницу золотую.

Камышом пахнет пруд, зарастающий, ржавый.

Что-то мне говорит он. А что, не пойму я.

Целый день я хожу и под деревом сяду,

И песок, и ручей - все в глазах замелькало,

Повторяю, что видел, без связи, без ладу,

И луга, и пруды - и опять все сначала.

Только ночью, когда мы идем и вбираем

Запах ряски и ночь в лунном блеске и воске,

Я внезапно пойму, что брожу моим краем

И что травы и пахнут и вянут по-польски.

(1951)

Тувим

По клеверищам польской речи,

Где густо и тепло от меда,

Шумящий Тувим льется речкой

Из родника, из словорода.

Там речь пьет воду ключевую

И брызжет в лица, и хохочет,

И родниковые целует,

Не зная чьи, уста и очи.

Слова, что вымолвились сами,

Пряные, злые, блеск и сочность,

Ах, неустанными устами

В счастье и в боль сосредоточась.

Там панны сходятся и кони,

Полудни, сны, лесные чащи,

Земля в потоке этом тонет,

Поток в земле течет шумящий.

Несется Тувим быстрым стрежнем

От родника до послесловья,

А ветер камышом прибрежным

Бежит с верховья до низовья.

(1960)

Некролог

Некрологи - это для тех, что умирали в постели.

А для тех, что из газовых камер,

Из снегов за Полярным кругом,

Из рвов придорожных, где глаза им пыль засыпала,

Из подвалов, где отпадало полчерепа, как крышка жестянки,

Из следственных кабинетов, где заглушались крики и вопли

Пытаемых,

Даже стон,

Для тех, которые подыхали в смраде тюремных параш,

У которых в раскаленных вагонах язык прилипал к нёбу,

Которых везли в неизвестном направленье,

Далеко за Франкфурт,

Далеко за Тулу,

Для тех, что должны были сами копать могилу,

Которым связывали за спиною руки и ставили на колени у ямы,

Которых вывозили на баржах и топили среди Белого моря,

По которых ничего не осталось,

Даже имени,

Ничего,

Для них не пишут некрологов,

Для них есть только вдовья память

И слёзная молитва матерей

Или удивленный взгляд ребенка

И заживающая годами

Не ставшая смертельной рана.

Из ночи в ночь растущая тишина

Давнишнего несчастья,

Она заглушает крик и вопли

Безутешных,

Даже стон.

Злодеянье безмерно.

О, земля, будь верной:

Вечный им покой,

Requiem aeternam.

(1960)

Колокола

Не нужно мне вечное время,

Мне нашей эпохи хватает,

Чтоб обезуметь.

Бежать от огненных ливней

Под кров какой-то загробный

Я не способен.

Не в силах утратить общность

С недолей человечьей,

С подземным стоном

А ждать, пока испарится

Эпохи сезонная мерзость,

То не по мне.

Стуком часов оглушенный,

Которые бьют мне в уши,

С трудом добегаю

До каменной колокольни,

Чтобы успеть ударить

В набат пожарный.

Но первый, кто меня слышит,

Ничуть не чувствует страха,

Даже не вздрогнет:

Покой, ко всему равнодушный,

Надвременное время,

Бесчеловечная вечность.

И хоть я ее понимаю,

Когда тяну за веревки,

Но что мне в этом,

Вижу в тучах огонь небесный

С той стороны и должен,

Хочу быть безумным.

(1969)