Эдуард Асадов - Помните! (сборник)

Но кому со скорбным видом ложиться, как говорится, «под образа», а кому отправляться на переговоры, это мы долгое время не могли утрясти. Сказываться больным Ульяненко не хотелось. В этом случае его шансы по части покорения врачихиного сердца, как он думал, становились значительно ниже моих.

– Я, значит, буду лежать да охать, а ты будешь ей улыбаться, тары да бары, а потом провожать пойдешь? Нет, это мне не светит, – хорохорился он. Однако перспектива быть фельдъегерем, глашатаем и послом светила ему еще меньше. Отвага его в любовных делах была, если так можно сказать, заочно-теоретической. И необходимость идти на переговоры с глазу на глаз с капризной и насмешливой докторшей повергала его почти в ужас. Я начинал сердиться:

– Слушай, Семен! Ты давай либо в кузов, либо из кузова! Сам же распетушился. Не дал мне спать, а теперь крутишься, как пропеллер. В общем, давай выбирай: либо ты посланник, либо больной! А не то – ну тебя к шуту, и я пойду спать!

Ульяненко мучительно наморщил лоб, словно решая великий вопрос, а затем изрек:

– Ладно, хворать буду я. А на переговоры ступай ты. Главное, пригласить, а там видно будет!

Итак, решение наконец принято. Но тут неожиданно возник новый вопрос: чем Ульяненко должен заболеть? Грипп его не устраивал.

– Во-первых, несколько дней проваляться придется. Во-вторых, температура нужна, а где ее взять? Да и вообще мне это не годится. Мне надо, чтобы я сразу поправиться смог.

Больной зуб тоже был отметен сразу:

– Это что же, я буду мычать и молчать? Нет, это тоже не пойдет! Я разговаривать должен!

Мысль об отравлении и расстройстве желудка вызвала у него сатанинский смех:

– Ну, здравствуйте, добрый день! Это чтобы я с такой красавицей разговор про кишки да горшки повел? Да никогда в жизни!

И тут меня осенило:

– Послушай, а аппендицит?

– Что аппендицит? – уставился на меня Сеня.

– Приступ аппендицита, – воодушевленно продолжал я. – И благородно, и хорошо. И очень даже скоро пройти может.

– А в госпиталь не увезут? – недоверчиво спросил Семен. – Там ведь у этих резаков все просто: раз-два, и под нож угодить можно!

– Да нет, – с видом полного знатока заверил его я. – После первого приступа в больницу никогда не везут. Говорят, это надо, чтобы второй или третий.

Ульяненко повеселел:

– Вот это, пожалуй, годится! Однако постой, а где помещается этот самый аппендицит? На какой точно стороне?

Ни санинструктора Башинского, ни военфельдшера Гончаренко в расположении части сейчас не было. Но после совместных раздумий мы справедливо пришли к заключению, что он находится где-то с правой стороны под ребрами. Итак, с теоретической частью конец!

А на следующее утро, согласно плану, я с озабоченно-серьезным лицом отправился к медицинскому божеству в царство йода, компрессов и шприцов.

Был ли я влюблен в Елену Николаевну? По-настоящему, пожалуй, нет. Но сказать, что она мне не понравилась, значило бы встать в какую-то фальшивую позу. Докторша, без всяких скидок, была удивительно хороша. Думаю, что и в мирные дни в Москве любой человек, встретивший ее на шумной улице, в фойе театра или в библиотеке, с удовольствием задержал бы на ней пристальный, а может быть, даже и восхищенный взгляд. Тем более здесь, на войне, в потонувшем в вешней распутице прифронтовом селе, где, кроме сурово-озабоченных и рано постаревших от горя и бед молчаливых хозяек, никаких молоденьких лиц вообще почти нет, впечатление от такой красоты было воистину подобно удару грома.

Я шел, внутренне подобравшись, заранее предчувствуя неприязненные взгляды пехотных офицеров и солдат. Как-никак, она была их однополчанкой, а я чужаком, и ревнивое отношение с их стороны было бы абсолютно естественным. Но судьба вдруг улыбнулась мне вместе с выглянувшим из-за туч краешком теплого солнца. Навстречу мне, чуть покачиваясь в бедрах и деловито ступая своими начищенными сапожками, шла сама Елена Николаевна: осиная талия, словно влажная вишня глаза и белозубая улыбка. Не доходя до меня с десяток шагов, она еще раз одарила меня улыбчивой вспышкой и серебристым своим голосом прозвенела:

– Куда это вы направляетесь? Уж не к нам ли в полк? По делу или в гости?

Мы стояли почти посреди дороги на территории пехотного полка. От близлежащих хат на меня и впрямь довольно недружелюбно посматривали офицеры их части. Еще бы! Сколько удалых сердец пересушила, вероятно, в этом полку красивая докторша! А тут вдруг какой-то пришлый офицер! Я вполне допускаю, что, встреться я им после этого где-нибудь поздним вечером в темноте, они обошлись бы со мной не совсем деликатно… Положение было сложным. Явись у Елены Николаевны хотя бы тень недоверия, и миссия моя провалилась бы с треском. Все зависело от первых фраз.