Алексей Ермилов - Первоначальное желанье

А мудрый ботаник в усы усмехнётся:
«Пускай это тайной для вас остаётся.

Что знание – сила, оно несомненно,
Но… страшно всё знать о себе и Вселенной».

Каким нас ослепили блеском,
В какой запутали вираж?
Вновь отступили мы к Смоленску,
И Харьков в третий раз не наш [1] В годы войны Харьков пришлось дважды отбивать у немцев.

Какие применили средства,
Что сразу и не разберёшь?
Богатство наше и наследство
Паскудам розданы за грош.

И не было сражений бранных,
А просто шарик тихо сдут.
Теперь вот с наших же экранов
Они опять огонь ведут.

Враньё куда сильней снаряда
Осколком в сердце саданёт.
Вот был бы взвод со мною рядом —
Вперёд, за Родину!
Вперёд…

Война не смеет быть великой.
Пусть грандиозной, пусть большой,
Всемирной, долгой, многоликой,
Ещё какой-нибудь такой,

Но не великой! Невозможно
Людское горе величать,
Тому, что подло и безбожно,
Давать величия печать.

И всё же красные гвоздики
На постаменты возлагай.
Не называй войну великой.
Великим – подвиг называй.

Настрадались, нарыдались,
Нахлебались той беды,
И с присказкою остались:
«Лишь бы не было войны».

Да, одну лишь только милость
Мы просили у судьбы:
Что бы дальше ни случилось,
Лишь бы не было войны.

Нам кричали в День Победы:
«Слава, Родины сыны!»
А потом шептали следом:
«Лишь бы не было войны».

Да, ракеты и подлодки,
Да, конечно, мы сильны.
Ну а всё-таки, а всё-тки —
Лишь бы не было войны.

Пусть праправнуку-ребёнку
Золотые снятся сны.
Там, в комоде, похоронка.
Лишь бы не было войны!

Лишь бы не было, ребята,
Будь ты трижды распроклята,
Лишь бы не было войны…

Как будто снова эшелон
На фронт уходит со стоянки,
И отплывающий перрон
Гремит «Прощанием славянки».

Специальный поезд из Москвы
Идёт до станции «Победа».
И открываются холмы,
И разгорается беседа.

Калуга, Вязьма, Волга, Крым…
Блокнот до корочки заполнен.
Вы расскажите – мы запомним.
И внукам всё передадим.

На памятном разъезде том
Я занавеску приоткрою:
Стоит Россия за окном
Непокорённой высотою.

Пять лепесточков у цветочка,
И если с «любит» начинать,
Ты досчитаешься до точки,
Когда любовь придёт опять.

Ну и зачем она под старость,
Когда тебе не до неё,
Когда тревога и усталость
Уныло гложут бытиё?

Теперь любовь одни заботы,
Пустые хлопоты несёт,
А лепесточки… Эх, да что ты,
Забудь, как пошлый анекдот.

Пять лепесточков у цветочка…
Гадаю сотый раз подряд.
Какая головоморочка,
Когда предсказан результат!

Уж погадал бы на ромашке,
Где лепесточков – хоть куда.
Всё так… Но это-то и страшно:
А вдруг – «не любит»? Вот беда!

Одинокая девочка-девушка
На широкой аллее парковой
Совершает прогулку утреннюю,
Гравий тихо хрустит под туфелькой.

Чётко длинные тени прочерчены,
Над травою цветы приподняты,
И деревья – ещё не зелёные,
А чуть-чуть светлей, чем зелёные.

В правой ручке зажат аккуратненько
Томик Блока, а может, Брюсова.
Указательный пальчик – закладочка
На строке, что очень понравилась.

Губы бантиком сложены, будто бы
Произносят «любовь» или «юность».
Лёгкий зонтик, за плечи закинутый,
Ловит утренние ветерочки.

Вот проходит походкой неспешною
И скрывается за поворотом…
Лишь теперь разглядел я: ну надо же,
Ведь на ней только шляпа и туфли.

Весна – пушистый одуванчик —
На ветер пущена вразлёт.
И я, душистых дней растратчик,
Узнал, что лето настаёт.

Узнал, что зелень загустела
До тесноты, до черноты,
Узнал, что небо загрустнело
И съёжилось от духоты,