Я предпочёл бы на время стать непонятливым,
Чтобы не принять желаемого за действительное.
Чтобы не краснеть после,
Оставаясь одиноким воином в пустом поле…
От вас, сударь,
Это слышат странно вдвойне.
Куда же девалась ваша отвага,
Равно как и капелька безрассудства,
Которая может перевесить чашу весов,
Колеблющихся между долгом и бессмертием,
Между преступлением и наказанием,
Между страхом и своеволием,
Между судьбою и честью.
Отчасти да, отчасти нет.
Мне нужно дать самому себе отчёт.
Для этого нужно время и молчаливое согласие сторон.
Жаль, я не имею в запасе триста лет, как ворон.
Мы наносим сами себе урон
Когда говорим подобным образом.
Будто не было ни одного мгновения,
Будто очевидное не проявило себя тотчас же,
Будто это подсказал нам посторонний,
Будто этому не предшествовала вся наша жизнь…
Что нам дадут мгновенья этой жизни?
В который раз мы знаем: всё пройдёт.
В который раз мы вновь за всё в ответе.
Всё остальное завтра и не в счёт…
Между нами не было ни предложения, ни отказа
И нет возможности ждать другого раза.
Быть может, дело в состоянии погоды?
Быть может, между нами пролегли годы и годы?
Не произнеся ни слова, никто не будет глух.
Не стоит всякий раз оглядываться,
Подбирая мелодию на слух.
Или это не так просто?
Боль, которой ты не поделился с другом,
Принадлежит тебе.
У каждого своя ноша и своя музыка,
Своя бесконечная улица и своя тоска.
Но судьба тихо подкрадывается
Взведённым курком у твоего виска.
Чувствуя себя виноватыми,
Хризантемой смотрят в лица.
Где-то больше чем мы, замерли,
Никому уже ни во что не верится.
Ровно так и предвидеть можно,
И куда возвращаться, тоже.
Иногда очень хочется снова
Найти иное, несхожее.
И когда не чувствуешь зависти
За свою независимую участь,
Начинаешь сама сомневаться,
Считать ли победу за честь,
Или мне это только кажется.
И предостережения звучат слишком тихо.
Пока отчаянием не охватишься,
Не услышишь даже отзвука собственного эха…
Я заглянул за грань, где не было меня,
Пространство не откликнулось ни эхом,
Ни смехом над моею немотой.
И не было молчанье знаком,
Всё равнодушно, словно бы в той бездне
Я повстречался с тем, кто был знаком
С ролей распределеньем, сводом правил.
И я, конечно, что-то бы подправил,
Но сладость мести к самому себе
Мне не позволило запомнить то, что видел,
И я грядущее нисколько не обидел.
Новое ли это доказательство нашей забывчивости
Или это ответ неумолимости вечности,
Которая нас поглотит не поморщившись?
Приближаемся ли мы ли к истине выдохом сокровенного,
Если даже самим себе не можем доверить
Собственные тайные помыслы.
И где тот подсказчик, который скажет —
Вот это – быть, а это – не быть?
Ведь мы сами себе самые большие хитрецы!
И нам не всё удастся позабыть…
Вы полагаете, сударыня,
Мы обманываем друг друга?
Нет, сударь,
Мы обманываем сами себя…
Мы поступаем так,
Жалея себя или кого-то другого.
Но сегодня станем честными друг перед другом.
К чему ходить вокруг да около?
Око видит,
Слова выпрямляют осанку.
Зимой мы думаем о телеге,
А летом – о санках…
Человек не в силах обогнать своё воображение,
Я сам себя держу под подозрением.
Но как сказать да,
Когда в ответ хочется услышать да.
И как сказать нет,
Когда не хочется слышать хохот эха в ответ?
Вдруг нам сказали, подождём
Ради будущего веселия и хохота.
Пускай под проливным дождём,
Не слыша собственного ропота,
Когда время неостановимо катится
И собственный страх преградой становится.
И на расстоянии ещё белее платьица,
И ближе и ближе знакомые лица.
Если бы всякий раз начинать сначала,
Если бы ошибки не были нам милы,
Мы бы первыми стали отказываться
От благости надёжного тыла.
И кто бы возразил или посоветовал,
И кто бы сам себя всего лучше создал?
…Тот, кто слишком дорого ценит своё молчание,
Больше всего уязвим извне
И постоянно запаздывает в своём отчаянии
Читать дальше