Михаил Пучковский - В ожидании снега

Пусть слова, что влетают в сознанье на всём скаку,
Вдохновенно звенят, словно ангелы их пропели.
Пусть войне не удастся заставить молчать строку,
Чтоб фальшивые гимны не звали к подложной цели.

Этот день омофором укроет золу земли,
Принеся облака, утомлённые долгим бегом.
Облака на сносях и на крыши домов легли
Разрешиться от бремени первым осенним снегом.

Февральский дождь. Район окрестный.
Под серой твердью небосводной
Ярится мытарь поднебесный,
Качает маятник погодный.

Бредёт в толпе столичный житель
Промозглым филиалом ада,
А сквозняки в его обитель
Доносят отзвук канонады.

Тревожат душу не молитвы,
Но мантры, памятные с детства.
И сводит мозг в священной битве
За оправданье людоедства.

И музой – пафосные речи,
И лирой – боевые гимны,
И от дождя укрыться нечем
Под небом, бесконечно зимним.

Безумием войны объята,
Душа увидеть не хотела,
Как молится с креста Распятый
За тех, кто убивает тело.

Для верных тишина – наградой,
В молчании воскреснет Слово.
Утихнет мир под снегопадом,
Под богородичным покровом.

Под снегом оживают всходы,
И бабочку лелеет кокон.
И небосклон горит восходом,
Вливая свет в глазницы окон.

Двадцать восемь дверей нараспашку. И вот на пороге
Новой запертой двери, как новой неведомой жизни,
Замедляю шаги у обочины долгой дороги,
«Будто бы в первый раз», – бормочу сам себе с укоризной.

Обернуться назад? Там остались жара и пороша,
За спиной разговоры, пустые дела и простуды…
Открываю скрипучую дверь, как всегда осторожно,
Открываю и жду – что же выйдет навстречу оттуда?

Вышел северный ветер под шум растревоженных сосен,
В клочья рвёт покрывало дождя
мокрым стеклам на радость,
И дыханием севера двадцать девятая осень
Золотит этот пасмурный тускло-каштановый август.

Время спешит, наступает на пятки,
Гонится вслед поднебесными кущами.
Сколько вас, годики, быстробегущие?
Скоро иссякнет четвёртый десяток.
Так и идёшь, не считая шаги
И не сбивая широкой походки,
До берегов незнакомой реки.
Плот понадёжней, чем лёгкие лодки.
Правь, плотовщик. От насиженных мест
Вьётся река. Если плот не покинем,
Если о мель не сломается шест,
Вынесет к морю по самой стремнине.
В плавнях, как в снах, не заблудится плот,
Если к исходу остывшего лета,
Ветер среди тростников на рассвете
Запах солёной воды принесёт.
И на рассвете, чудесней чудес,
В бухте, туманом укрытой, как снегом,
Море сомкнётся с грядою небес
Вечною Альфою с вечной Омегой.

Снова юная осень. Промчался еще один год.
Не растаял, остался – работой, друзьями, стихами.
Не печалью, не смутой, не ряской рутинных болот,
А кирпичиком в стенах, в стихах золотыми словами.

Эти стены крепки, им еще рановато на слом,
В этих комнатах рады гостям. И случилось – так кстати —
Уходящее лето во мне поселилось теплом.
До весны этой радости, смею надеяться, хватит.

Время стало стремительным. Словно прозрачная нить,
Убегает, мелькая во взблесках нетварного света.
Оставайся в потоке, ведь это разумнее – плыть,
Чем с причала бессильно смотреть на течение Леты.

Плыть сквозь травы в росе сентября —
всё равно, что лететь.
Пусть дожди и морозы еще потомятся в засаде.
По траве, как сквозь волны, несется крылатая тень.
Это лайнер бесшумно скользит надо мной по глиссаде.

Над городом N поднимается ночь.
Сбежать от себя, как обычно, не прочь
Я в улиц пустеющих гулкую глушь.
Я – Джек Попрыгунчик, и всё это – чушь.

Ночной самолётик в заоблачной мгле
Фонарик Полярной несёт на крыле.
И, вздрогнув от гула, я тихо шепчу:
«Я – Джек Попрыгунчик, и всё это – чушь…»