Но, Боже, один ты, и вера одна,
Кровавая жертва тебе не нужна.
Яви же борцам негодующий лик,
Скажи им, что мир твой хорош и велик,
И слово забытое братской любви
В сердцах, омрачённых враждой, оживи!
***
Не говори, хотя б изнемогал ты в ранах,
Что высохла вода, что нет нигде ключей, —
Источник ты искал среди равнин песчаных,
А в роще проглядел струившийся ручей.
Не говори, хотя б ты изнывал в печали,
Что правды ты нигде не встретил на земле, —
Звезда её тебе сияла в тёмной дали,
Когда на огонёк ты шёл в полночной мгле.
Не говори, что всё, чего ты так напрасно
Искал и не нашёл, – безумно лгавший сон…
Не ты – другой найдёт ключ к радости прекрасной
И жажду утолит отрадной влагой он.
***
Мне жаль цветов живых на кручах скал:
Над бездной тёмной их никто не отыскал.
Жемчужин жаль, что красоту таят на дне;
И одиноких гордых чувств так жалко мне.
И жалко тающих во мгле весенних грёз,
Без меры жертв людских, невинных слёз;
Желаний скованной души мне жаль, мне жаль,
Без эха песен, что летят в глухую даль.
Отваги жаль, что дел напрасно ждёт,
И жизни без любви – как сон уйдёт.
***
Лишь сердца одного, – так мало, ах, так мало, —
Лишь сердца одного на свете надо мне,
Чтоб близ меня оно любовью трепетало…
И счастлив был бы я, и жил бы в тишине.
И уст хочу таких, чтоб я, как из пиалы,
Мог счастье вечно пить из них, как в райском сне,
И глаз, чтобы душа моя в них утопала,
В их чудной, их святой блаженной глубине.
Лишь сердца одного, руки, чтоб веки нежно
Усталых глаз моих закрыла мне она;
И мне бы грезился мой ангел белоснежный,
И мне бы чудилась лазури глубина.
Лишь сердца одного всегда просил у Бога.
Но кто-то шепчет мне, что это слишком много.
***
Ты плачешь – светятся слезой ресницы синих глаз.
Фиалка, полная росой, роняет свой алмаз.
Ты улыбнулась – пред тобой сапфира блеск погас:
Его затмил огонь живой, сиянье синих глаз.
Вечерних облаков кайма хранит свой нежный цвет,
Когда весь мир объяла тьма, и Солнца в небе нет.
Так в глубину душевных туч твой проникает взгляд:
Когда погас последний луч – в душе горит закат.
Ю. Балтрушайтис
(1873—1944)
***
Брось свой кров, очаг свой малый, сон в тоскующей груди,
И громады скал на скалы в высь немую громозди…
Божий мир ещё не создан, недостроен божий храм,
Только серый камень роздан, только мощь дана рукам.
Роя путь к твердыне горной, рви гранит, ровняй холмы,
Озари свой мрак упорный искрой, вырванной из тьмы.
Лишь свершая долг суровый в мире лени, праздной лжи
Ты расширишь гранью новой вековые рубежи…
Лишь предав свой дух терпенью, им оправдан и спасён,
Будешь малою ступенью в тёмной лестнице времён…
***
Тихо пело время, в мире ночь была
Бледной лунной сказкой, ласкова, светла.
В небе было много ярких мотыльков,
Быстрых, золотистых, майских огоньков….
Искрами струился месяц в водоём,
И в безмолвном парке были мы вдвоём.
И земля, и небо были, как венец,
Радостно замкнувший счастье двух сердец…
Онемело время. В мире вновь легла
Поздняя ночная тишь и полумгла.
В небе было много белых мотыльков,
Медленных, холодных, мёртвых огоньков…
Был, как сон могильный, скорбен сон долин,
И в заглохшем парке плёлся я один.
Меркнули пустынно звёзды в тишине,
Одиноко сердце плакало во мне…
***
Она отдалась без упрёка, она целовала без слов.
– Как тёмное море глубоко, как дышат края облаков!
Она не твердила: «Не надо», обетов она не ждала.
– Как сладостно дышит прохлада, как тает вечерняя мгла!
Она не страшилась возмездья, она не боялась утрат.
– Как сказочно светят созвездья, как звёзды бессмертно горят!
Н. Бараташвили
(1817—1844)
***
Цвет небесный, синий цвет, полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал синеву иных начал.
И теперь, когда достиг я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам голубого не отдам.
Читать дальше