Евгений Меркулов - Казачьи Покрова. Избранное

Сокрыв ото всех настоящий наказ,
Он именем русской царицы
Просил казаков поспешить на Кавказ,
Чтоб с местной царицей сразиться.

Мол, злая колдунья – придумывал он —
Грозит государыне нашей,
И надобно взять эту курву в полон
Живую иль мёртвую даже.

А сам себе мыслил – Уйдут казаки,
Назад не воротятся вскоре.
Побьют их кавказской царицы полки
В сраженьях у Чёрного моря.

А тех, кто удачно в кровавых боях
Со смертью сыграет в орлянку,
Накажет потом мусульманский Аллах,
Пошлёт им болезнь-лихоманку. —

Поверили хлопцы в обманную речь.
Коль просит царица толоку,
Коней оседлали, оставили Сечь,
Направили войско к востоку.

Уехали разом, собравшись за час,
Забыв на Днипро оглянуться.
И нету с тех пор их – сказал Опанас, —
И вряд ли обратно вернутся.

III
А что с ними сталось? ЧуднЫе дела!
В легенде вот так говорится:
В полон запорожцев без боя взяла
Кавказская эта царица.

Без сабельных ран, без железных оков,
Петлёй власяной не арканя,
Навек привязала к себе казаков
Прекрасная дева Ковбаня.

Краса от рожденья дана была ей.
Неможно представить и в сказке
И стан её гибкий, и пламя очей,
И взор с обещанием ласки.

Лишь только увидев её, казаки
Забыли о цели похода,
Привольные степи, густые колки,
Днепровские быстрые воды.

Ковбаня, сказав, что во всех влюблена,
Остаться позволила с нею.
И хлопцы остались на все времена,
Уйти от царицы не смея.

С тех пор Ненасытец тоскует, ревёт,
Пеклуется в вое и плаче.
Столетья проходят, а он всё зовёт
Ушедшее войско казачье.

И Днепр вспоминает о тех временах,
Когда басурманам на горе
Он лёгкие «чайки» носил на волнах
До самого Чёрного моря.

А степь, что упрятать могла без числа
Лихих казаков с атаманом,
Сегодня завяла и вся поросла
Сухим низкорослым бурьяном.

И лишь по весне из заморских сторон
На Днепр возвращаются птицы,
Приносят оттуда казачий поклон
И вести о жизни станицы.

Река засыпает, вздыхая во сне
О славе казачьего рода,
А птицы купаются в тихой волне,
Ныряя в днепровские воды.

Раз Матвей Иваныч Платов,
Бравый генерал-майор,
Был к фельдмаршалу в палаты
Приглашён на разговор.

Вот примчался он в столицу,
А ему, мол, – Князя нет,
Вы проходьте в ту светлицу,
Ихний личный кабинет.

Погодите трошки тута,
Коли верить сим часам,
То, кубыть через минуту
Он пожалует и сам.

Огляделся в кабинете
Славный вихорь-атаман —
Чудо есть на белом свете!
Я-то думал, что обман.

Вон ковёр, что степь ковыльна,
Утопает в ём сапог,
И парсун вокруг обильно,
И пейзажей – дай те Бог!

А у двери, слева-справа,
В рост гвардейский (ой-ё-ёй!)
Две макитры на подставах
С сине-белою змеёй.

Вот те на! – Подумал Платов —
Энто что ещё за хрень?
Да, такую экспонату
Принести б себе в курень,

То-то было бы конфуза! —
Вдруг услышал шум донец,
Не иначе князь Кутузов
Воротился во дворец?

Платов грудь расправил браво,
Чтобы встретить старика
И макитру, ту, что справа,
Зачепил клинком слегка.

И макитра прямо с полки
На паркет дубовый – хрясь!
Да на мелкие осколки…
Тут как раз и входит князь.

– Ох, с тобой одни растраты!
Знай, отсчитывай рубли!
Мне же вазу энту, Платов,
Из Китая привезли.

Из старинного фарфора,
Ваза парная, заметь!
А ты – бац! Без разговора.
Экий, братец, ты ведмедь.

Не сложить ея, тем паче,
Не подклеить нипочём.
Почему ж в войсках казачьих
Тя считают лихачом? —

Не сробел орёл могучий
С Дона вольных берегов
– Я, сиятельство, приучен
Только так и бить врагов.

Чтобы лекарям по новой
В бой не двинуть басурман,
А иначе, право слово,
Что б я был за атаман?! —

Улыбнулся князь, а Платов
Говорит – Спокон веков
Есть священные адаты,
Есть закон у казаков.

Если ты чего в сраженьи
Не берёшь с собой в полон,
Разбивай без промедленья
На осколков миллион. —