Даниил Тагилский: Мертвое творчество. Душа поэта в творениях останется навек…

Я в полные Луны ищу дух поэта по городу Ленина, и это начало…

Я увидел тебя, твою боль, утопая в морщинах лица,

Мой просвет, как рассвет над полями, что пробудил гул.

Солнце, выдохни космос на миг, дай увидеть отца…

Вот он, мой Декаданс, мой изломанный стул…

Больше нет того, кто подарил мне идеи, приручая меня

И Лощеные лица с экранов отныне людишки простые

Я дошел, и границы обтесаны, их не стоит менять

Нет творений оцененных людом, пока поэты живые…

В мерзлоте бездыханной,

Свет во тьме непроглядной мерцал,

Альбион, искажая реальность

Капитанам погибилью стал…

Бренность сотканных космосом мыслей

Средь пучины тех гиблых болот.

Всё внутри будто скованно тишью.

В отражении кружит звезд хоровод…

В мерзлоте бездыханной я ныне

Свет во тьме непроглядной узрел.

И как пламя, бездушно, стихийно,

Сжёг мосты, а потом сам истлел…

Полно нам, и маяк мой прибрежный,

Во главе с повседневности болью,

Меркнет луч, в беспробудной и снежной

Полудреме, под звуки прибоя…

В мерзлоте бездыханных окраин,

Непроглядную тьму освещать,

Был направлен мой дух, как Архангел,

Телу? нечего больше вещать…

Теплым пледом я небо укутал.

И с рассветом мой лик пропадёт.

Вы простите меня, ведь так глупо

Вас просить занять место моё…

I

Твой символ в небе изваян кем был?

Ансамбль играет музыку, ломая тембр.

Кембридж, был далеко от нас, но все мы

Как то вышли с низов, заняв нишу в системе.

Пускай воют ветра, и скулит листва,

Пускай даже обелиск намочит глаза,

Пусть атмосфера хмурится но полотно то пишется,

И дышится легче и господь, возможно, услышит нас.

Шепотом, украдкой, прости,

Я достану звезды с неба, дождись,

Дожди размыли тропы, сигналов нет

Где же ты маяк, где же хоть один просвет?

В облаках сияют молнии гнева,

Каравелла готова уйти в небыль,

Я падаю навзничь, бия кулаками о землю.

Твой символ в небе выцарапан кем был?

Припев:

Я дотянусь до неба руками.

Пускай они опутаны путами.

Звезда в руках заменяет пламя.

Мне не до сна, Морфей прости.

Дым парит над облаками,

Над головами, над куполами.

Как бы хотел бы поменять местами все,

В мыслях легко на деле тяжело.

II

Тело имеет свойство уставать.

В поисках причала не забыть бы каноны ломать.

Пока горит мой путеводный символ в облаках,

Воздушный змей лети, неси весть в небеса.

Я помню взор твоих очей, искренний.

Помню туманный образ, издавна.

Флуоресцентной зимы блики…

На глаза падает снег но я ищу улики.

На низах, средь запыленных стопок работ,

Я выпускаю голубей-вестников богов,

Глубок мой мир и в нем потеряна ты,

Держись по крепче за эту нить Ариадны.

И вот передо мной вновь образ твой,

Соткан будто из сюжетов, такой родной,

И нежно прикоснувшись, я замер, внемлю.

Твой символ в небе выцарапан, кем был?

Беззащитной грудью, на амбразуру

Бросаться. ради равенства в слоях!

Сражаться за родину, за культуру,

За справедливость в родных краях!

Тут грешным предоставлено пространство,

А нужен здесь рубанок и бревно!

Чтоб выстрогали идол государства,

И люду русскому, не было стремнО!

Он, давший клятву Гиппократа,

Закрыв глаза на боль, тоску.

Не искушенный весом злата,

Не зная слов: «я не смогу»…

Сквозь пелену Божьих ироний,

Свечу неся в кромешной тьме.

Развеяв ураган агоний,

Поставив зеркало судьбе.

Пусть благом наполнится Ода,

И в самой далекой глуши.

Ломая каноны природы,

Пусть лекарь спасет вашу жизнь.

Озарились купола-

Сотрясая зеркала,

От удара звонаря

по утру.

И разверзлись облака-

Люди распахнув сердца,

Богу слава и хвала

прочь хандру.

Настрадались уж сполна-

Пусть истерзана душа,

И туманна голова

Христа боюсь.

Горе, я топлю в вине-

Созерцаю мир в окне,

И иконе на стене

я молюсь…

Перемен ждет люд, в одеяньях белых, однотонных,

Средь паскуд, бездействием связаны мы по рукам…

Эра богов прошла! и средь кого мы – таких же сонных,

Что в небеса не смотрят, лишь распихивают хабар по сундукам?!

Где же свобода? когда в леса проход закрыт!

Буйки, решетки, частокол вокруг наших песочниц…

Дайте увидеть берег мне, что волнами омыт,