Олег Паршев - Ночной трамвай. Книга стихов

По газовой трубе бегает белка.

Кот, глядящий с третьего этажа,

кричит ей «welcome!»

Но рыжая, свободою дорожа,

прыгает вниз,

что—то цокает, кажется, «рlease»,

прости, мол, у меня и так дел от ушей до хвоста.

И бежит от кота

и ото всех нас,

укоряя себя за поиски приключений…

И всё снова на привычных местах.

Белка, сидя в дупле, пишет трактат

о говорящих по-английски котах;

о влиянии санскрита на миграции тех, кто хвостат;

в трубе шуршит, прилетевший из Уренгоя, газ.

А я стою в точке пересечений…

Не всем известно: Айболит —

Любимый сын Деда-Мороза.

Об этом Фету Майн Рид

Писал, когда служил матросом.

Сам Фет парил невдалеке,

Пронзая ночь аэростатом.

Держа в зажатом кулаке

Всё то, что вечностью разжато.

И Айболит, и Рид, и Дед

Без всяко лишних фанаберий

Шли, как чероки – следом в след —

В росе перепелиных прерий.

И чуть зевая через глаз,

Что было так по-марсиански,

Они – незримы между нас —

Читали мысли этой сказки.

Дело было после пожара,

Когда поутих аврал.

Кити поймала ручного кальмара,

Что под шумок сбежал.

И, о передник вытерев руки,

Поправив в причёске коралл,

Сказала: это, верно, со скуки

Николаич всё переврал.

И Левин кивнул, ну, конечно же – слухи,

И тихо пробормотал:

Лев Николаич тогда был не в духе…

И – чёрт бы их всех побрал!..

И никто не бросался под локомотивы,

И Анна, конечно, жива.

Её увёз в Полинезию Стива,

Там – финики и айва.

Кити в ангаре кормила кальмара.

Я взялся за флажолет…

А Вронский уже бил по клавишам яро,

В Сети покупая билет.

Снимаешь одно лицо, другое, ещё с дюжину

И понимаешь, что это ты, именно ты, ходил по воде.

А вчера после ужина

Поправлял локон самой непослушной звезде.

Между тем, мохноногий (трёхгранной мотыгой,

Сотворённой когда-то Гварнери,

Удерживая в берегах убегающий к небесному краю, сад),

Ворчит вполголоса, что, если б я умел держать в руках книгу,

То знал бы, кто мой истинный брат.

Но я нисколько ему не верю.

Сон разума в руку

порождает томлёный овощ.

Придёт ли помощь

От рыб, уходящих к югу?

Думаю, ждать не стоит. Тем более,

Что их путь неподвижен —

Их сносит теченьем свободы и воли.

Рассвет растворяет тягучий морок,

Выгоняет сорок сороков рыб из подкорок.

А ты знаешь, что поиски новой доли

Начинаются в час луннооких вишен?

Когда разум ползёт улиткой —

Вверх до самых высот,

Много ль он видит красот

С вертикальной стены?

Наблюдая его полузрачно

Со стороны,

Явь пытается дёргать за нитки.

Но тот непослушен. И ей… в общем, хоть плачь, но

Разуму всё равно.

Плывёт он на лодочке зодиака

На весеннем ветру.

А в полночь мой Разум-улитка и его @

Стартуют с Куру,

Чтобы к утру,

Нажимая на клавиатуре

Снип, Снап, а затем Shift (одновременно со Снурре),

Зайти на посадку, зная,

Что ты заварила чаю

Из лепестков золотого огня,

Ожидая меня

На сакральном своём Байконуре.

Время северных трав

Подходит к концу.

Вода поднимается прямо к лицу.

Ветер приносит «I love»

От тебя,

Скрипя

Тополями.

Ночь открывалась подобно ларцу,

Предлагая выбрать нам по кольцу.

Но мы обменялись антителами.

Адама Ева запилила.

Угас порыв холостяка.

И он в сердцах уехал к Лиле,

Купив конфет и коньяка.

Лилит клевалась, точно птица,

Господь смеялся: Не воздам!

А что ж ты хочешь? – демоница!

И опечалился Адам.

И вновь запиленный изрядно,

Он бросил краткое: Пока!

И к Еве двинулся обратно,

Купив букет и молока.

Грустили ангелы по веткам.

И даже змей слегка грустил.

Адам возглавил список предков,

Которым рай порой не мил.

Карп и Клара – ах! – вовсе не пара!

Кларе жаль, что рассталася с Карлом.

Только Карлу милей Че Гевара.

Где-то в сельве они под огнём.

Ну, а Карп носит Кларе брильянты.

(Клара их не желает и даром!)

И всё дарит фиалки и банты —

Нежной страстию к Кларе влеком.

О, прекрасная, Карл не вернётся.