Мирослав Палыч - f63.9 или Луганск 001. non-роман-fiction

…Да и бывает ли оно вообще, называемое «безвременьем», «брежневским», или каким другим? Уверен, «брежневского» не было, ибо это «безвременье» родило, как минимум, хотя бы Высоцкого, Шукшина…, «Белое солнце пустыни».., фильмы Тарковского… Да и как может быть какое-то «безвременье», если во времена любого «безвременья» живут на земле женщины, знающие, куда лететь…

Не от скопцов ли не способных видеть жизнь в ее полноте этот термин. …«Спасет не мир, но человека в этом мире – умение полноты целостного восприятия этого мира; умение сделать приятием все окружающие миропроявленности» – изрек Shri Kuchakt. Стало быть, – далее последней даты в календаре племени Майя ограниченным скопцам, придумщикам «безвременья» – «многая лета» не светит.

Временами память вдруг словно ни с того ни с сего ретроспективно окуная в прожитое, лишний раз убеждает: самые большие и настоящие в жизни Учителя – это наши близкие и любимые. Только они в значительной мере делают из нас тех, кем мы, в конце концов, становимся. Путь же или опыт становления человека Человеком, если настоящий, у каждого только свой собственный. Что касается мужской человеческой половины, то здесь мне даже трудно и представить, что у снискавшего способность к Любви с большой буквы, Любви безусловной, Космической, Любови плана Божественного, могло обойтись без Женщины. Без Женщины зрелой. Зрелой, не в смысле возраста, а со значительной, то ли сохраненной, то ли наработанной, или невесть откуда взятой сущностной женственностью; глубинно женским, и я склонен считать, интуитивно более правильным пониманием происходящего; более высокой, нежели мужская, шкалой ценностей внутренней.

Кто бы что ни говорил, – а была своя романтика и посреди унылого тоталитаризма, который, с такой вдохновенной бульдозерностью сокрушен, в том числе, и не без усилий твоих собственных. Вот она, жизненная дуальность: сегодня в период, уже далеко постперестроечный, чувствуешь себя – то наконец, освободившимся, то у н е с е н н ы м в е т р о м из среды, когда-то тебе до боли сродственно привычной, взрастившей свою романтичность в лавировании между рамок идеологии однопартии и не особо советским миром, утверждавшимся в кухонных посиделках, миром «битлов», бардства, …шопенгауэров, ремарков, камю…

Уже мне не суметь вспомнить в точности, с каких пор стала сопровождать нас по жизни именно «семидесятническая» романтика. Наверное, с самого нашего песенного детства, когда наряду с неизвестно кем производимыми гибкими грампластинками с «хэппишейками», являвшимися на фоне вполне пристойного, но малозамечаемого нами как отечественного творчества Бюль-Бюль Оглы – Кобзона – Хиля.., над страной, что еще могучей, не спотыкающейся поступью двигалась к коммунизму, прозвучали мелодии Рафаэля Грандье и «полузаграничные», румыно-советские, «Песни моря», на мгновения затмив для нас Хампердинка и Тома Джонса… В сверкающем только для отечественного слушателя водопаде советской эстрады любезным слуху ручейком журчали песни Ободзинского- Мулермана- Мартынова… Запоминаемыми и проникновенными иногда слышались отдельные «вещи» – так говорилось о наиболее удачных хитовых песнях горстки исполнительниц, среди которых заметнейшей была, конечно, Эдита Пьеха. Многое, из задевшего наши сердца песенного волшебства, пришло из шестидесятых. …Но конец шестидесятых принадлежал уже нам – семидесятникам.

…На взросшие в нас, семидесятниках, романтические всходы не могли не оказать и песни в исполнении Георга Отса больше ценимого нашими «предками», чем нами, «Я люблю тебя жизнь», и в его же исполнении «С чего начинается Родина»…

…Говорю много о песнях, потому, – как уверен, что романтика и, может быть, потом нечто большее, чем романтика, начинает проникать в людские души прежде всего из песен, мелодий, которые человека окружают. К словам известной певицы «Любовь без музыки – глуха», что есть бесспорным афоризмом, я бы добавил «…а романтика – нисколечко недоступна»; любовные которые поначалу есть романтические струны, сродни, если не гитарным то скрипичным или виолончельным, и не чтящий никакую музыку вряд ли склонен любить или хотя бы быть романтиком. «…Тот не будет счастлив никогда» – не оставляя никакой надежды неромантикам, – тем, кто песни петь и слушать не умеет – заключил о песнях в песне Кобзон.

…Из «официальных динамиков» нам иногда слышались песни в исполнении Утесова, Бернеса, Шульженко, Трошина…, но такие были уже романтикой наших отцов, не нашей. …А поколению нашему, что стало от песен делаться романтиками, – припало многое другое … – от «Песняров» и Ясь, касывший канюшину, и Арлекин, довольствовавшийся одной наградой – смехом от неиссякаемой песенным творчеством Примадонны…