Дмитрий Суханов - Журавлиный берег детства

Как старый пень осиновый,
Свет лампы керосиновой,
Всё меркнет и калышется,
А мне всё детство слышится.

Скрипит сосна дремучая,
Спит иволга певучая,
Над речкой ива клонится,
Чуть-чуть не переломится.

Вдали ночные всполохи,
Слышны ночные шорохи
И очень бесконечные,
Слова такие вечные.

Слова такие близкие,
Слова такие нужные,
Чтоб жили мы счастливыми
И были всюду дружные.
Нам так отец наказывал,
Верёвкой перевязывал,
Те годы не богатые,
На глине недожатые.

Он пел нам песни длинные,
Любили мы старинные,
Закат со всех сторон
И плыл вечерний звон.

Он плыл над лесом сумрачным,
Над полем, над деревней
И до чего же вдумчивый,
И до чего же древний.

Мне так хотелось высказать
Всё то, что песнь навеяла,
Но в наступивших сумерках
Звон тишина рассеяла.

Это было давно, в те далёкие годы,
Пели песню тогда «два окна со двора».
Брюки клёш мы носили по велению моды
И куда ты умчалась, золотая пора.

Танцплощадка гудела, как улей пчелиный
И попасть не всегда удавалось туда,
А над нею летел белый пух тополиный,
Видно с ним упорхнули молодые года.

И сейчас уж не веришь, а было ли это,
Точно это был сон, как туман у реки.
А потом вдруг пропал с приближеньем рассвета,
И остались на память одни васильки.

Замирает в груди с этим грустным мгновеньем,
Звёзды гаснут в ночи, как и чья-то судьба.
Снова всё повторится другим поколеньем
И появится в поле другая тропа.

Но услышав, порой, песню юнности давней,
В том мальчишке себя я стараюсь узнать.
И у них пролетит время встречь и свиданий,
Чтобы так же, как мы, этот миг вспоминать.

Корова старая была,
Глядела грустными глазами,
Траву жевала и пила
И всё вздыхала вечерами.

Ей отчего весёлой быть,
В жару и в дождь ходила в поле,
Чтоб молоком всех напоить,
Была покорна своей доле.

Но вот совсем занемогла
И молока чуть-чуть давала,
Хозяйка спора не вела
И помолясь, на бойню сдала.

И дети так старушку-мать,
Которая обузой стала,
Хотят в дом престарелых сдать,
Чтобы на кухне не мешала.

Но не мешало бы самим,
Подумать крепко на досуге.
Придётся испытать и им,
Жизнь остаётся в том же круге.

Эта грусть меня замучила,
Что ей нужно, не пойму.
Вот стоит же в поле чучело
Безразлично ко всему.

Солнце, дождь ли, всё едино,
Ветер треплет старый плащ,
В голове его мякина,
Из под шляпы взгляд незряч.

Нынче вымахали травы
И подсолнух золотист,
Здесь оно не для забавы,
Поле сторожит от птиц.

Воробьишки-те пугливы,
Ветер дунет улетят.
У него глаза страшливы
И промашки не простят.

А подсолнух так и тянет,
Семечек полным-полно.
Вдруг рукой оно достанет,
Воробьям не всё равно.

Только ворон не боится,
Навидался он всего,
На страшило он садится,
В голову клюёт его.

Клюнул раз и два он клюнул
Искуситель мёртвых тел
И с досадой в сердце плюнул,
Прочь от поля полетел.

Воробьишки осмелели,
Да и ветер поутих.
На подсолнухах жирели,
Не боясь шагов моих.

Наблюдал я в отдаленье
Этот птичий кавардак,
И смеялся в удивленье,
Над проворством забияк.

Может быть душа воспрянет,
Восхитившись до краёв.
Если грусть меня достанет,
Вспомню шустрых воробьёв.

Войска дяди Васи, простор тих и ясен,
Такой день всегда на виду.
Струятся фонтаны и зреют каштаны,
И пары гуляют в саду.

Жара, как на диво, спасает лишь пиво
И синь милых девичьих глаз.
Гуляйте ребята, за Родину свято
Вы жизнь отдавали не раз.

Мы тоже когда-то в прицел автомата
Смотрели, как все пацаны,
Но время промчалось, вам доля досталась,
Для подвига вы рождены.

И вновь звук мотора разбудит вас скоро,
Обнимет небесная высь.
Такая работа, напутает кто-то,
Попробуй потом разберись.

Но вы разбирались, зубами вгрызались,
Порой задыхались в крови,
Учились смеяться и пуль не бояться,
И помнить, где братья свои.