Анжелика Тринц - Верю, Люблю, Жду…

Только к маме, в родимую землю.

Тополя, тополя, тополя,

Я – пушинка, что носит ветрами.

Я вернулся, мои тополя.

Вот и снова, и снова я с вами.

Бродило одиночество по свету:

Искало, у кого остановиться.

Любимый мой в командировке где-то:

Оно ко мне решило приблудиться.

Проникло в дом, в углу расположилось,

На старом кресле, возле книжной полки.

Зелёною тоской отгородилось,

Молчит и смотрит, а глаза – иголки!

Зачем пришло ко мне, зачем явилось?

Тоска и грусть царят отныне в доме.

Чего ты хочешь? Ну, скажи на милость!

Голодное? Иль может что-то кроме?

Ложусь в постель – стоит у изголовья,

Иду на кухню – по пятам за мною.

И чтоб не делала, но слышу вновь я

Тоскливое сопенье за спиною.

Его не вижу я, но остро ощущаю.

Реальное оно и мне не снится.

Ну что, сопелка, может выпьем чаю?

Сегодня милый должен воротиться!

Не будешь ты ходить за мною следом,

Сопеть над ухом и сверлить глазами,

Сидеть напротив в кухне за обедом…

Не справиться тебе с двоими нами.

Ура, звонок! Ну, наконец, приехал!

Злорадничаю и смотрю на кресло,

Сдержать не в силах радостного смеха,

Но нет там одиночества – исчезло!

Старый тополь, тополь мудрый!

Спутник детских лет.

Что ж, дружок зелёнокудрый,

Поменял ты цвет?

За ночь крона поседела,

Как-то быстро вдруг.

Головой киваешь белой,

Сыплешь снег вокруг.

Ветерок пушинки кружит,

Как зимы привет.

Тёплым снегом вьюжит, вьюжит,

Заметает след.

Заметает, заметает

Прошлого следы.

Жизнь сквозь пальцы утекает,

Каплями воды…

Ты свой пух недолго носишь,

Я – уже давно.

Ты свои седины сбросишь,

Мне же – не дано.

Вспоминать сегодня детство

Будем до утра.

Завтра, не сочти за бегство,

Мне уйти пора…

Кружит, кружит завируха,

Летняя метель.

Застели мне, тополь, пухом

Вечности постель…

На берёзку у опушки

Каждый вечер прилетала

Одинокая кукушка

И надрывно куковала.

И о чём же куковала,

Схоронясь в ветвях берёзы?

О любви большой мечтала

И о ней роняла слёзы?

Птицы парами летают,

Гнёзда вьют, кохают деток,

От врагов оберегают,

Пряча средь травы и веток.

И уставшие – до боли,

Ночью спят в своём гнездовье.

А кукушкина же доля

Ни замужняя, ни вдовья.

Одинокой поневоле

Ей судьбою быть пристало.

Без любви. Такая доля:

Никогда её не знала.

Не года она считает,

Ни к чему ей наши годы!

Одиночеством страдает,

У неё свои невзгоды.

Зов её – не песнь, а слёзы,

Стон души, любви лишённой.

Потому в ветвях берёзы

Он звучит так отрешённо.

У меня завёлся Барабашка!

Несомненно, полу он мужского:

То носки летают, то рубашка…

Удавила б муженька такого!

Вредина – не высказать словами!

Чуть обидится, лишь стук ответом.

– Кушать будешь? – Хрясь в ответ дверями!

Точно: милый у меня с приветом!

А как ночь, крадётся, словно мышка,

Холодильник вычистит – до блеска.

– Слушай, Барабашка, это слишком!

Слышу стук в ответ, как довод веский.

Всё, достал, зловредный Барабашка!

Будешь ты молить ещё о мире.

Сам начнёшь стирать свои рубашки,

Собирать носки по всей квартире!

Бог свидетель, долго я терпела

И, похоже, что уже зверею:

Бах! С борщём кастрюля полетела

И салат с котлетами за нею!

Что застыл, как чудное мгновенье?

Может быть, не ты меня обидел?

Не таращь глаза от изумленья,

Полтергейста никогда не видел?

Вот смотри, летит ещё подушка:

Барабашка мне не нужен рядом.

Там, на антресолях раскладушка…

Нет, молчи! Теперь мне слов не надо!

Не сули, цыганка, мне удачу,

Потасуй ещё свою колоду,

Не сули мне лишь от счастья плача,

От забот мне не пророчь свободу!

Не сули мне дом и чтобы в доме

Было всё и чтоб с лихвой хватало.

Для меня важнее то, что кроме

Тех богатств, что ты мне нагадала!

Нагадай ты мне любовь, цыганка,

Да такую, чтобы сердце – в клочья!

Чтоб душа от счастья – наизнанку,

Чтобы кровь кипела днём и ночью!

Чтоб любовь горела, не сгорая,

Чтоб огнём пылала между нами,

Чтобы сила в ней была такая,

Как землетрясенье, как цунами!

Чтобы друг без друга не дышалось,

Чтоб сердца в едином ритме бились!

Чтобы, умирая, не прощались,