– Лёвочка, привет! – она кинулась мне на шею. – Как же я соскучилась!..
– Твоя мама тебя убьет, – только и мог сказать я.
Не знаю, был ли я рад ее видеть. Я уж и забыл почти о существовании их семьи…
– Мне скоро двадцать лет! Я уже большая девочка, и сама могу решать, с кем мне общаться.
Арина нервно крутила дреды.
– А вы уже познакомились? – спохватился я. – Это Арина, моя любимая малышка, а это Наташа – моя двоюродная сестра.
– Сводная двоюродная, – уточнила Наташа.
– Ну, какая разница, – развел я руками. – Сестра она и есть сестра.
– А я приехала не просто в гости. Я же в ваш институт перевелась. Обещали дать общагу. Но только через месяц. Я поживу у тебя, Лёв?..
– У нас места нет, – процедила Арина.
– Тут два дивана, детка, – в том же тоне ответила ей Наташа. – И вообще, это квартира принадлежала моей бабушке. Считаю, я вполне имею право тут быть, если хочу.
– Ладно, тогда уйду я, – психанула Арина и хлопнула входной дверью.
– Наташ, ты тут, пожалуйста, располагайся, а я пойду догоню её. Не обижайся, ладно?!
И не дожидаясь ответа, я рванул вслед за Ариной.
Она плакала на площадке между первым и вторым этажами.
– Ариш, не тупи, – увещевал её я. – Это действительно моя сестра, я же не могу её на улицу выставить. Не по-человечески как-то.
– Да какая она тебе сестра?! Ты что, не видишь, как она на тебя смотрит?! Она оттрахать тебя хочет, идиот! И если ты будешь такой добренький, не удивлюсь, если у неё это получится!
– Да зачем я ей нужен. С моим-то заболеванием, – усмехнулся я. – А даже если и так, главное, что я с ней, как ты выражаешься, трахаться не собираюсь. Я вообще всю свою жизнь, сколько мне там осталось, собираюсь делать это только с тобой…
– Правда?
– Ну конечно.
– Она же некрасивая, да? Просто уродина, правда?
Я смеюсь.
– Что ты ржёшь? Ты согласен, что она страшная?!
– Ну, естественно, естественно, – и я прижимаю эту маленькую дурочку к груди.
Наташа действительно использовала весь арсенал избитых женских приемов, чтобы обратить на себя мое внимание. Чёрт побери, ещё полгода назад, до знакомства с Ариной, я бы всё отдал за такое к себе отношение, но теперь мне было совершенно всё равно. Хотя нет, скорее немного смешно. Даже не думал, что я такой однолюб…
Она провела у нас дней пять. Как-то, когда Арины не было, я решил поговорить с Наташей, что называется, по-хорошему.
– Наташ, я же всё вижу и всё понимаю. Заканчивай. Я люблю Арину. И никто другой мне понравиться просто не может…
Её лицо покрылось красными пятнами.
– Я ради тебя всей своей жизнью в родном городе пожертвовала! Пошла против своей матери! Она же звонила, она поняла, где я! Устроила мне истерику, сказала, всё равно заберет меня отсюда! А я на всё готова ради тебя, понимаешь ты это?! С детства тебя люблю. И не забывай – ты больной, а я здоровая! Но мне это всё равно, я готова нести этот крест. А ты вот так, значит, да?
– Я не крест, не надо меня никуда нести…
– Я всё равно тебя люблю и буду тебя ждать.
Я уже вызывал ей такси, чтобы скорее закончить эту мелодраму.
Может, из того, что я написал, у вас сложилось мнение, что я какой-то нытик и всегда всем недоволен, но это не так. Вот свой институт я искренне полюбил. Главным образом за тех людей, с кем я там познакомился.
Например, Игорь. Мы частенько сидели вместе. Игорь был мне симпатичен своей нормальностью. Я люблю таких людей. Их не сломит ничто. Думаю, если б ему поставили мой диагноз, он бы печалился не больше двух дней.
Как-то я обмолвился, что у меня много книг. Но классика, оставшаяся от прежней хозяйки квартиры, его не интересовала.
– Посовременнее что-то есть? – спросил Игорь.
И тут я вспомнил, что у меня сохранилась целая стопка маминых книг. Собственно, это всё, что от неё у меня и осталось. Ну, и фотки её. Но я стараюсь не трогать мамины вещи. Я избегаю всего, что хранит память о ней.
– Есть иностранные книги девяностых годов выпуска. Пойдут?
– То, что нужно! – обрадовался Игорь.
Он выбрал несколько книг. “На игле” Уэлша (большая удача, что у меня есть эта книга, её ведь в магазинах теперь не найти, сказал Игорь), Берроуза “Обед нагишом” и Томпсона “Страх и ненависть в Лас-Вегасе”.
– Всё-таки в наркокультуре что-то есть, – сказал он. – Уэлшевский Марк Рентон ведь сознательно колется. В его жизни, благодаря этому, есть хоть какие-то вспышки. Пусть это всё ведет в могилу. Зато он живёт не так, как весь этот средний класс.
Наркокультура. Ага. Так вот как называется то, что отняло у меня возможность быть здоровым – наркокультура. И я отвечаю:
Читать дальше