Ирина Туманова - Грани мелодий моих

* * *

Наблюдаю улицу жизни… Кадры сменяются слишком быстро. Если описывать все ежедневное, получится слишком долго. А если затеять такую игру: выстроить в ряд только зимы, только осени, все лета и весны. Или, к примеру, очень длинное кино про одну и ту же семью, но всегда сезон один: зима…

Так можно проследить забавные аналогии, схемы, похожести и разности. Взрослые стареют медленнее. Щемящее: болезненно быстро растут дети и ты вдруг из мамы, большой и строгой, несущей в руках карапуза, превращаешься в «крошечную» мамулечку, которой искусно манипулирует любимый подросток. Меняются кадры: лето 19…, лето 2001, лето 2013, и ты видишь, что многих почему-то рядом нет. Семья идет по той же улице: автобусы, магазины, кафе. А если вырвать из памяти не только все периоды осени, а лишь совместные поездки за последние годы? Получится каждое лето – по две недели. Взять и показать одну семью на протяжении десяти лет. Вся история уложится в один год, и в одном кино мы увидим улицу жизни…

* * *

Он живет совсем недалеко от этой женщины и видит ее непонятную многим жизнь. Что бы она ни говорила, ему нравится. Хотя она может обидеть слишком больно подмеченной реальностью. Очень-очень часто смеется он от сказанного ею, как ребенок, или плачет. Он играет? Зачем?

Говорит, все это умно. Ну к чему ему лгать? Возможно, это только ему так нравится все, что она думает. Сомнения вокруг нее появились еще до рождения. Сомнения не могут без этой женщины жить. Они пропитали воздух вокруг, он измучился разгонять эти бесстыжие существа. Она иногда начинает верить ему, что, подобно хрупкому цветку, хороша в своей худобе и утонченности, своих мыслях необычных и мелодиях незатейливых, но, подобно цветку, временами сникает в сомнениях.

Ему нельзя быть далеко! Цветы не оставляют…

* * *

Она, как обычно, вышла из дома, села в машину. Доехала до станции Перхушково, зашла в Дом культуры. Прошла через дверь в зал… и оказалась на пляже в Севастополе. Перенесло. Оказывается, все уехали туда отдыхать…

* * *

Они приходят, когда тихо. Разные – веселые и грустные, порой, до неприличия обнаженные. А иногда – нервно покрытые множественными слоями густой масляной краски. Они – наплывают, толкаются… Мешают спать. Еще громче кричат в шуме людской толпы и потоках машин. Им не хватает воздуха… Они молят о невозможном: тишины! Той, первозданной, хотя бы секунды тишины… Они захлебнутся в суете, так и оставшись не услышанными, исчезнут в ином измерении. Они – Мысли, Звуки, Стихи.

И Мы с Вами… Тишины!

* * *

Скоро додов среди людей станет больше. Есть просто доды, их и без очков видно прямо на улице. Встречаются люди, которые могут стать додами. Замечаются и люди, которые считают себя додами, но уже никогда не смогут таковыми стать, слишком уж они «облюдели» в недобром и очерствевшем племени людском. Вот «Мозг» взялся объяснить всем, кто же такие доды, чтоб не допустить проникновения додов-самозванцев в мир додов, а людям, которые пока еще могут стать настоящими додами, помочь это сделать. Когда люди находят друг друга – одна история.

А вот когда друг друга находят доды – один сплошной прикол.

Вы в этом сами скоро убедитесь, если будете внимательно читать эту книгу…

* * *

Люблю разговаривать с людьми на улице, в магазине, спрашивать совета, сочувственно кивать головой. Меня за это всегда ругают близкие, им, видно, стыдно за мою неожиданную словоохотливость. Ни к чему не обязывающая болтовня порой бывает весьма интересна. Некоторые темы оседают в мозгах и потом еще какое-то время там пульсируют. А вот с гостями, старыми друзьями, родственниками непросто. Лучше молчать.

После последнего прихода гостей я вообще ничего не могла вспомнить… Да и что вспоминать? Кто был? Нет, не была пьяна, я вообще была за рулем.

Научилась все-таки с годами (хвала психологам) выстраивать блоки и защиты… Но чтобы вообще гостей не заметить… А вот на улице поговорить люблю.

Дом – угловой. Фотографирую названия улиц, чтобы уже не забыть никогда. В три, четыре года названия не волновали, мир воспринимался не в перспективе, планах и разрезах, а в крупных деталях. Дерево, двери, балкон, крыша. А что там за забором? Какая разница. Если мама с подругой скрылись за этим забором, то главное, чтобы они вернулись поскорее. Обхожу дом со стороны другой улицы, вижу дыру в заборе. Разумеется, в Германии так не делают, но я лезу в сад. Раньше сад казался мне огромным. Слезы покатились рекой. Ничего не изменилось. Четко вспомнила яблоню. Огромный камень-валун… Бегу, царапая о траву руки и ноги, вглубь к дому. Наши ступеньки. Все заросло. Видны очертания волейбольной площадки. Оказывается, камень-валун закрывал вход в немецкий блиндаж. Мы, дети, тогда нашли там гильзы, патроны, ложки и человеческие кости. Потом приходили полицейские, саперы работали. Жалко, все закрыто. Потягиваюсь, смотрю в окно. Пыль. Паутина. Мы жили на втором этаже. Вон там кухня, спальня, детская. Заросшее крыльцо, тропинка и калитка, в которую уходила мама, а я смотрела на нее из окна. Мне повезло, что сегодня дом заброшен. Дом хранит для меня мое, святое, каждый камушек.