Ирина Туманова - Грани мелодий моих

Изменятся нормы и взгляды, придет другая эпоха. Будут новые радости, новые запреты… Но оба они будут вспоминать эгоизм плоти, эту силу молодости, желаний, женского торжества и безумия мужского.

* * *

Развесить шторки-мулечки.

Расставить свечи-тарелочки и ждать,

Когда он войдет и… не оценит все это.

* * *

Любя такое количество женщин, он успевал о них еще и заботиться. Он не стесняясь говорил: «Мне нужно в больницу к Свете». Целовал на прощание и убегал. Если что-то покупал, то глобально, например сразу трех кур. «Надо завезти девочкам, ведь я теперь с тобой, а жизнь сейчас такая тяжелая». Очень, очень порядочный мужчина.

Он поступил нечестно. Всегда говорил, что женат, а это означало, что она не несет никакой ответственности за его жизнь. Она только маленький или, уж если ему так хочется, очень большой, праздник. И вот тебе на…

Оказывается, они давно хотели развестись и лишь из-за дочери этого не объявляли своим родственникам. И вот теперь, так как ему очень понравились их маленькие и большие праздники, он созрел и всенепременно решил на ней жениться. Кошмар! Да, праздники – и для нее тоже праздники, и там нет никакой фальши. Но есть еще очень много поглощающих ее разностей, кроме их праздников, неприкосновенное… В какой-то мере это ее трудности и ее свобода одновременно. Зря изначально он не сказал всю правду о себе, зря…

Обычно он ждал ее на перроне. Стоял у первого вагона в своем стильном пальто, с дипломатом, читал газету. Это случайность, что жили они на одной ветке метро. Здорово, можно было чаще видеть друг друга.

Она работала дальше от метро и появлялась на пару поездов позже.

Чаще была одна, иногда с кем-то из сослуживцев. Они молчаловиливзглядыдругдруга, остальное – несегодня. Смысл дня: проехать в метро в одном вагоне – такая вот маленькая тайна. У другого дня тайна будет другая. Они, тихо раскачиваясь в такт колебанию поезда, смотрели другнадругаповерхголовигазет. Наследующейостановке заходила в вагон его жена. Он целовал ее в щеку, брал из рук сумку, они что-то начинали обсуждать. Он продолжал спокойно и тихо смотреть поверх голов и газет. В другом конце вагона ему отвечали таким же все понимающим взглядом.

Через одну – его остановка, она ехала дальше. Им было хорошо и спокойно.

Поболтать по телефону можно будет завтра во время работы.

Ничего не хотелось менять в своей жизни…

* * *

Они иногда встречались после работы, просто чтобы прогуляться и поговорить. Им было интересно вдвоем. Одинаково ощущали биение улиц, наблюдали жизнь и испытывали определенную взаимную нежность.

Большого количества времени для прогулок у них не было, иногда весь вечер просто молчали, но это окружающим могло казаться, что они молчат. Внутренний голос говорил непрерывно. Иногда становилось весело, смеялись. Гуляли по бульварам, сидели в парках, ходили вдоль набережной Москва-реки. Слегка обнявшись, держась за хлястики джинсовых брюк, они выглядели как подростки. Хотелось шалить, немного кричать и целоваться под желтым фонарем. Ведь если ты уже взрослый, совсем не значит, что тебе нельзя шалить, например пинать ногой камушек или говорить всем прохожим: «Добрый вечер!»

Вдруг совершенно неожиданно он сделал легкое отталкивающее движение. Нет, нет, не так, чтобы упасть. А чтобы непроизвольно сделать шаг в сторону. Он всегда был необычайно внимателен, и она быстро и верно отреагировала на эту непредвиденную ситуацию. Со стороны могло показаться, что эти двое не вместе. Он ускорил шаг и перешел на другую сторону улицы. Она медленно шла, как и раньше, и даже приостановилась у одной из витрин. В отражении было видно, что к нему подошла девушка, они громко и бурно здоровались. Та не могла перестать удивляться, что видит его в столь неожиданном для него квартале Москвы, он что-то принялся объяснять, дескать по работе и т. п. Незнакомка, распрощавшись, сказала:

«Вечером позвоню». Он быстро догнал свою первоначальную спутницу.

«Подруга жены…» Он явно был смущен случившимся. Они тихо шли дальше, молча, как обычно.

Ничего не хотелось менять в своей жизни…

Чтобы не испачкаться в строительном мусоре, они делали это стоя, под болтающейся на потолке, в центре комнаты, лампочкой. Большие газетные листы прикрывали свежеуложенный паркет. Стены еще не высохли. На окнах белели пятна извести. Даже шубу положить было не на что.