Валентина Иванова (Спирина) - Моим друзьям…

Мужчины сбились с ног – ища подарки,
Штурмуют магазины день-деньской.
От украшений ломятся прилавки.
Залиты туалетною водой.

И всё к ногам своих любимых женщин,
Для мам и бабушек, сестренок и невест,
Ведь женщины – не больше и не меньше.
Для вас благословение небес.

Ваш стимул и опора в вашей жизни,
Когда есть для кого на свете жить,
Мужчины, научитесь нас, капризных.
Принять как есть. Какие есть – любить.

Привет с небес, друзья-однополчане.
Я очень рад, что вы еще в строю.
Пусть может, не совсем и в добром здравии,
Я мысленно здесь, с вами, постою.

Как и тогда, в свой первый День Победы,
Глядел с небес – взметнулся красный флаг!
Конец войне, конец военным бедам.
Разбит, разгромлен, уничтожен враг.

А мне всего полгода не хватило,
Я где-то под Варшавой воевал.
Тяжелый бой и братская могила.
Меня комбат на небесах встречал.

И вместе с ним потом уже следили,
Как там, внизу, вы по Европе шли.
Приятно, что про нас вы не забыли,
И памятник гранитный возвели.

Ваш строй всё пополнялся ополчением,
А наш – кому чуть-чуть не повезло.
И каждый раз вздыхали с облегчением,
Когда вы выживали всем назло.

И с облаков до хрипоты болели,
Когда вы окружали Кенигсберг.
Стоял февраль и к вам с небес летели,
Привет от нас снежинки- оберег.

А помните тогда, под Будапештом,
Примерно в середине февраля,
Как молния с небес – наш луч надежды,
Что жизни наши отданы не зря.

Апрель – освобожденье Братиславы.
Победы всё отчетливее шаг.
А мы мечтали только лишь о главном —
Увидеть полыхающий Рейхстаг.

Вам Венский вальс звучал парадным маршем.
Последние преграды снесены.
И назовет «Берлин» верховный маршал,
«Сложнейшей операцией войны».

А нам на небе становилось тесно,
Вас становилось меньше день за днём,
Когда совсем уж не хватало места,
Мы вниз спускались проливным дождем.

И вот он – долгожданный День Победы!
Улыбки со слезами на глазах.
Кто к нам с мечом – тот обречен заведомо.
В борьбе за Родину неведом русским страх.

И если вновь заполыхает где-то,
Мелькнет лицо врага сквозь клубы пыли,
Я спрячу пока лестницу на небо,
Чтоб вы там, на земле, еще пожили.

Таинственные Росчерки Судьбы,
Замерзшее окно. Узоры-ветки,
Судьба решает – вы сейчас слабы,
А вы, увы – мои марионетки.

Но только лишь один из десяти,
Готов с судьбой-злодейкой побороться,
И собственную карму пронести,
Сквозь снегопад и под палящим солнцем.

У злой судьбы забрать с усмешкой кисть,
Нарисовать свой собственный набросок,
И вопреки судьбе коварной жить,
Искать ответы, задавать вопросы.

Один из сотни только сможет сам,
Перечеркнуть стеклянные узоры,
И кистью полоснуть судьбе глаза,
Умчаться прочь, перемахнув заборы.

Он Росчерки Судьбы – штрихи пути,
Заставит лечь в обратном направлении,
Чтоб дальше жить, самостоятельно идти,
Во имя гордости грядущих поколений.

Но только лишь из тысячи один,
С судьбой способен говорить на равных,
Он сам себе Судьба и Господин,
И сам себе свои врачует раны.

Он сам себе художник и другим,
Рисует жизнь, холста не открывая,
Он каждому из нас необходим,
Чтоб написал кратчайший путь до Рая.

Запыхавшись от бешеной ходьбы,
И стоя у последнего порога,
Взгляни внимательно на Росчерки Судьбы,
Ты что-то изменить хотел бы?
Смог бы?

Черт и ангел схлестнулись в бою на мечах,
Черт кривлялся и рожицы строил.
Вместо шлема одел капюшон палача,
Да и шлем он носить не достоин.

Ангел с грустной улыбкой на черта глядел,
Ветер в крыльях его пел печальную песню,
Словно каждым пером он поведать хотел,
Об отважных сердцах, преисполненных чести.

Опираясь на меч и на черта глядя,
Ангел молвил:
– Мне драться с тобой не пристало,
Ведь за нами обоими сверху следят,
Но людей ты испортил немало.

Залезая в их души, ты сеешь там грязь.
Черный панцирь на сердце заблудшее даришь,
Разрушаешь их жизни, смеясь и кривлясь,
Оставляя зловонье пожарищ.