Виктор Балдоржиев - Между прошлым и будущим

Где нашел ты причал, расскажи, Михаил?

Ты архангел теперь иль уже чудотворец?

Ты такое в полете для всех сотворил,

Что не мог сотворить ни один миротворец.

Объять необъятное – дело поэта,

Но надо кончать, хоть спеши, не спеши.

И вот окончание дела, а это

Парение плоти, но больше – Души.

Мы каждое слово поставим на место,

Отсюда звучанье и сила его.

Поэт – дирижер и парит над оркестром,

Творя и готовя свое торжество.

Зачем флибустьеры готовятся к рейду,

Филолог в другие науки проник?

Все движется в мире по мудрому Фрейду.

О, что ты придумал нелепый старик!

И мозг твой не спит. И чувства, и мысли

Не могут прорваться, взрывают тебя.

Творец – физиолог. И все в этой жизни

Конец и Начало. Но только любя

Ты можешь закончить свой акт, чтобы снова

Начать все с начала. Партнеры твои

Любимые звуки и верное слово,

Плоды твои – дети, вернее – стихи…

Но кто же посмеет в толпе разродиться,

А тот, кто сумеет – попробуй посметь.

Творение акта все длится и длится.

Ты должен закончить, а после хоть смерть.

Хватит играть нам в героев и в Спарту,

И пусть ненадежна, но все-таки власть.

Что ж, разыграем с ней мутную карту.

Вдруг туз там козырный, и выпадет масть?

Так рассуждали наивные люди.

Но кто-то отпрыгнул, а кто-то отпнут.

Козыри биты, закончены будни…

Закончил раздачу проныра и плут.

Только поэт остается поэтом,

Он должен прожить без духовных потерь:

Зверь обнаружит однажды с рассветом,

Что он благородный и ласковый зверь,

Все помещаются в доме громадном,

В котором их вздумал поэт размещать,

Каждый напудрен, в костюме парадном.

Хотели играть? Так давайте играть!

Вот он играет один с целым царством.

Но кончилось время песочных часов.

Что же случилось с твоим государством,

Мудрый, веселый, поэт Вишняков?

Так наступает эпоха прозренья,

Одним покаяньем не смоешь грехи…

Дальше не будет уже отступленья,

Не будет игры. Но прорвутся стихи –

Золото русской короны и чести,

Там мерзлые ангелы, тут – чучуна.

Нет ни тоски, озлобленья и мести,

Но есть лишь больная, родная страна.

Привет, Барков, охальник мира,

Создавший русские стихи,

Как жаль, что ты утоп в сортире,

Помре бесславно за грехи…

Век восемнадцатый жеманный

Слагает вирши в тишине,

Но девятнадцатый желанней –

Силлабо-тоника вполне

Подходит вольной русской речи.

Анапест, дактиль и хорей –

Калибра разного картечи,

Один другого посильней!

Но ямб здесь первый, скорострельно,

Чечеткой тему поведет,

И амфибрахий вам прицельно

Сюжеты шире развернет…

И безударный, и ударный!

Баркову – слава и почет.

Так пусть потомок благодарный,

Оригинал его прочтет.

Но дикость грубых слов и оргий

Сменили перси и уста,

И гениталии в восторге,

Когда их трогают перста,

И свету кажется, что, вроде,

Повсюду рай и пастораль.

Но век приходит и уходит,

Меняет нравы и мораль,

И нет ланит, но только – щеки,

Попробуй сжать в кулак персты.

О, как глубоко и далеко

Барков узрел полов мечты…

Еще незримо совершенство,

На каждый век свой плен идей,

Но люди требуют блаженства,

Идеи требуют людей.

Так что ж, начнем опять с Баркова,

А там и Пушкина дадут,

Потом дойдем до Вишнякова.

Идеи сами отпадут…

Тебя нет ни в Сухайке, ни в Шилке,

Приезжаю в Читу, нет и тут.

Говорят, что ты был на развилке,

Где дороги к бессмертью ведут…

Не найду тебя, друг мой, в Тригорском,

И в Тарханах тебя не найду…

Весь в снегах монастырь Святогорский,

И звезда полыхает во льду,

Там, где бегает мальчик в салазку,

Посадив свою Жучку с утра.

Но печальна сибирская сказка,

Голодает зимой детвора…

Нас такие ветра закаляли,

Президентов бы в ссылку сюда!

Лунин твой поумнел в Забайкалье.

Кто не вынес – пропал без следа.

На Торейских озерах пустынно,

Слева – Зун, а направо – Барун,

Здесь свои на вершинах святыни,

И не властен над ними Перун.

Ты сюда приезжал не случайно

И причин не выстраивал цепь,

Славянин, ты любил эти тайны,

И монгольскую древнюю степь.

Но, как холодно, страшно и жутко

Быть поэтом и жить в нищете!

Бог не шутит. Откуда же шутка

О бездомном поэте в Чите?..