Елена Крюкова - Время

Синий меч, целую твой клинок.
Слезы стынут – изморозью – вдоль…
В дольнем мире каждый – одинок,
Обоюдоострая – юдоль.
Синий меч, купался ты в крови.
Вытер тебя Гэсэр о траву.
Звезды мне сложились в крик: живи.
Я бураном выхрипну: живу.
Я детей вагонных окрещу
Железнодорожною водой.
Я свечой вокзальной освещу
Лик в хвощах мороза, молодой —
Свой… – да полно, я ли это?!.. – я —
Яркоглаза, брови мои – смоль,
Свет зубов?!.. – изодрана скуфья,
И по горностаю – дыры, моль…
Короток сибирский век цариц —
Всех путейщиц, всех обходчиц, всех
Крепкоскулых, да в мазуте, лиц,
Из которых брызжет лавой – смех!
И заокеанский не длинней —
Знахарш, ясновидиц, медсестер:
Из ладоней бьют пучки огней —
Ненароком подожгут костер
Эшафотный: свой…
Глядися в меч!
В синее зерцало боли, мглы… —
Бездна там венчальных, тонких свеч,
Радужно накрытые столы.
За лимонным срезом, за вином,
Кровью пахнущим, за снедью той —
В кресле колчаковском, ледяном —
Мы с тобой: смеющейся четой…
Держишь на коленях ты меня,
Малеванец, мой колдун-чалдон,
Саскией сижу – снопом огня,
Слышу под ребром я сердца звон,
Сердца звон… – твое или мое?.. —
Меч Гэсэра, разруби! – невмочь?!
На веревке Снежное Белье
Все мотает Свадебная Ночь…
Свадьба!.. Это Свадьба!..

…это бред.
Волосы седые ветер рвет.
Меч, гляжусь в тебя. Мне триста лет.
Кости мои – горы. Очи – лед.
Время просвистело – знамо, как,
Гэсэр-хан: как Тень Стрелы Отца.
Сгреб косичку в смуглый ты кулак
Под планетой желтого лица.
Вон и Будда в темноте стоит.
Плачет. Припаду к Его стопам.
Он Христа учил. Он лазурит
Одиноких глаз – швырнул степям.
Ох, спасибо, меч-мороз, – в тебе
Увидала я, кого люблю… —
В ножнах ты, как я в своей судьбе.
Прежде Бога горе не срублю.
Выпрямлюсь. Целую окоем.
Сын в земле. Созвездья над землей.
Синий меч, да мы с тобой вдвоем —
Режущий мне горло ветер мой.
Обоюдоострый мой култук,
Замахнись. Мгновенной будет боль.

………..Не разнять мертво сцепленных рук,
Обоюдоострая юдоль.

Меня вы в грудь не толкайте.
Я тихо приду сюда.
На стол все миски поставьте.
А вот вино и вода.
А вот это пламя погашено
В светильнике —
под скамьей…
Какие лица. Как страшно.
Давай, притворюсь немой.

Здесь курят. Здесь соль кидают
Щепотью через плечо.
Здесь плачут. Как здесь рыдают.
Как любят здесь горячо.
А вот и пирог на блюде,
И свечки возожжены…
Какие родные люди.
И все умереть должны.

Да все ли, Господи?!..
Все ли?!..
«Да, все, блаженная. Все».
И в круг за столом расселись.
И брызги в моей косе.
То – кто-то рядом заплакал.
То – масло кипит в котле.
То – дождь сквозь крышу закапал.
Как больно жить на земле.

Не слезы то и не масло, —
То Царские жемчуга!
Хозяйка – так скулы красны —
Несет на шапке снега,
Задохшись, входит с мороза,
Хватает с вином пиалу…

Мои распущены косы.
Я – тут, на полу, в углу.

Хлеб ножиком острым ранен.
А в кружках горит вино.
Дитя заводских окраин,
Железное веретено,
Гляжу на бутыль, горбушку,
А может, и мне нальют…

Тяну железную кружку —
Пусть тайну мне выдают…

Да нет. Не надо мне тайны.
Пора отправляться в путь.
От сердца и до окрайны —
Худые ребра и грудь:
Под теплой сирой тельняшкой,
Собачьим полшубняком…
Огрызком. Опоркой. Одяшкой.
Огарком. Рыбой с душком.
Товарняком. И флягой,
Где чистый плещется спирт… —
Порожняком, бедолагой,
И печенью, что болит —
Сожженной цингой печенкой,
Барачной, полярной, той,
Запястий пытальной крученкой
Да кровью под голой пятой…

Да, Тайная наша Вечеря!
Да, пьет втихаря народ!
Да, жжет в поминанье свечи,
Заклеив ладонью рот!
Да, так опрокинет стопку,
Как в глотку забьет себе кляп,
Как кинет в печь на растопку
Надгробных еловых лап!

Да, войнами сыт по горло
И революцьями тож,
Втыкает в свой хлеб
позорный,
Зарж а велый, Каинов нож…
А свечи горят, как в храме!
А бабы, как на похоронах,
Ревут, блажат меж гостями,
Меж красной икрой на блинах!

Вино красно. И варенье
Красно. И судьба красна.
Народ исчерпал терпенье,
А жизнь у него одна.
И бац – кулаком – о столешницу.
И встанут из-за стола.