Александр Шорин - Рассказы по пятницам. Литературный проект «Областной газеты»

Сжав зубы, он надавил на педали.

Лицо скромной женщины в простом домашнем платье, которая открыла дверь, показалось ему смутно знакомым – словно видел где-то ее фотографию или на видео. Секунду вспоминал, но, так и не вспомнив, отступился.

Голос у женщины был тихий, манеры – заискивающие.

– Проблемка совсем небольшая, молодой человек, – шелестела она, улыбаясь одними губами. – У меня дочка – подросток, слишком много времени проводит в Сети. Нужно поставить пароль, который буду знать только я. Вы понимаете, сама я не смогу. Конечно, могла бы попросить кого-нибудь из знакомых, но лучше, если это сделает чужой человек. Моя Зоя, она…

Матвей не стал дослушивать: буркнул что-то, типа: «Конечно-конечно», согласился на кофе, и прошёл в небольшой кабинет, где был установлен терминал. Ему не улыбалось, что благодаря его вмешательству девчонку перестанут пускать в Сеть, но желание клиента, как известно – закон, а сама девчонка наверняка несовершеннолетняя…

С другой стороны – работы на пять минут, а деньги, как известно…

…Она вошла бесшумно. И впрямь подросток – лет двенадцать, не больше. Тощая, с пучком светлых волос, вздёрнутых двумя косичками и очень похожая на маму. Все то же заискивающее, почти скорбное выражение лица. И только в глазах – зеленых, прищуренных, словно у кошки, готовой к прыжку, блестело что-то непонятное. Посмотрев на нее ошарашенно, Матвей поздоровался, и вдруг понял, что… возбудился. Ему стало так неудобно, что он вспотел ещё больше и смущенно отвел глаза.

Но от тощей оказалось не так легко отделаться.

– Ты кто? – спросила она.

Голос у пигалицы оказался хрипловатым, почти мальчишечьим.

– Матвей, – ответил он и попытался улыбнуться, но это почему-то не получилось. Он покосился на свои брюки, слегка оттопырившиеся в том самом месте, и понял, что совершил ошибку: она тоже быстро бросила туда взгляд, и двух мнений быть не могло – поняла его проблему.

Быть того не может, она же еще совсем ребенок….

Пока он копался в себе, вспоминая старика Набокова, она продолжила допрос:

– Зачем пришел?

– Чинить.

– Сама умею, – отрезала та. – Зачем она тебя вызвала?

В этом «она» было столько оттенков чувств, что впору было бы писать монографию, будь он психиатром… Он был простым системщиком, пришедшим немного подхалтурить, но даже его проняло.

– Попросила запаролить, – сдался он и покосился на дверь кухни, где уже слышен был звук закипающего чайника.

Глаза девочки стали совсем узкими, словно две щелочки, и она губами вытолкнула в него слова, словно дикарь, выплевывающий сквозь трубку ядовитый шип:

– Мне скажешь?

Он покачал головой и вновь попытался улыбнуться. И снова – неудачно.

И тут дверь кухни начала приоткрываться, послышался уже знакомый заискивающий голос:

– Черный или со сливками?

– …ливками, – отозвался он эхом, и в этот момент почувствовал на своей единственной здоровой руке совершенно не по-детски сильные маленькие пальчики.

– Я тебе вторую руку сломаю, с-сука, – выдохнула она, оголив зубки, отчего стала напоминать маленького, но очень опасного хищного зверька… но тут же вдруг ослабила хватку и отвалилась – мягко, безвольно, словно вся сила ее разом куда-то пропала. Матвей повернул голову и понял в чем дело: это мама вышла их кухни с подносом, на котором была кружка кофе, сахарница и вазочка с печеньем.

– Зойка, ты чего здесь крутишься? – шикнула она на девочку. – И та, словно кошка, пойманная за поеданием колбасы со стола, шустро шмыгнула куда-то и пропала, словно и не было.

Голос женщины тут же смягчился, вновь став заискивающим. Извиняющимся тоном она проворковала тоном взрослого человека, обращающегося к другому взрослому:

– Беда с ней – совсем не отлипает от машины. Книжки даже читать перестала… Еще немного – тройки из школы начнет приносить…

Матвею стало противно. Сердито глотнув кофе, он обжег нёбо и, быстро набросав на клочке бумаги логин и пароль, попросил проверить работу. Та улыбалась, близоруко щурилась и норовила обжечь не совсем чистым дыханием. Через пару минут Матвей понял, что еще немного – и он кого-нибудь убьет, прямо сейчас…

Но вместо этого он, конечно, долго благодарил за мятую купюру, улыбался (на этот раз получилось), и даже вроде бы немного отлегло… Но уже когда уходил, стукнуло решение. И он сразу, чтобы не передумать, выдохнул, словно в прорубь бросаясь: