Герман Садулаев-Готский - Серебряный кодекс. Стихи

Прощай, убийца с прекрасным ликом!
Орлом испуганным в облаках
Ты видишь горе равнин великих,
Где ветер твой развевает прах.
Приходит ночь. Из сараев ветхих
Выходят крысы на свет луны,
Деревьев тёмных сухие ветки
Как лапы страха висят, длинны.
Кусты цепляются за идущих
Тропинкой пыльною вдоль кустов,
И, знак обычный дорог пастушьих,
Навоз коровий в траве густой.
Бездомный пёс одиноко лает,
Окно закрыло усталый глаз,
И только синей свечой пылает
В степи далёкой попутный газ.
Скрипит несмазанная калитка,
Луны крупица упала в чай.
Прощай, убийца с прекрасным ликом,
Убийца демонов, прощай.

Никто ни в чём не виноват.
И мы ни в чём не виноваты.
Я присягал на газават,
Но жизнь дороже всякой клятвы.
Не полумесяц и седло,
А кресло и ночная лампа,
И кот, которому тепло,
Держать меня в мохнатых лапах.

В ручейке бежит вода,
Жизнь и смерть не навсегда.
Вырастем, состаримся,
А потом расстанемся.
Если встретимся опять,
Как смогу тебя узнать?
Каждый в новом облике,
А душа – на облаке.

Смутная ночь. Выхожу на балкон.
Не спится. Должно быть, нервы.
Сердце моё – яблоко.
Милая, с тех пор как ты ушла,
В нём завелись черви.

В Казани сон намазан мёдом.
По глади озера Кабан,
Под серебристым небосводом,
Плывёт ночной катамаран.
Парит луна над минаретом,
Печальный ноет муэдзин,
И продавец с лицом поэта
Не закрывает магазин.
В запретный час, не зная страха,
Презрев и Сунну, и закон,
Забыв веления Аллаха,
Своим вином торгует он.
Не пробивая чек на кассе,
Мою подругу увидав,
Глазенки закатив от страсти,
Ощерившись, как волкодав,
Сказал он тихо, пьян, накурен,
Испив суфийский транс до дна:
В раю немало чётких гурий,
Но у тебя здесь есть одна.
Ты должен жить и быть счастливым,
Не торопись отсюда в рай!
Мы взяли сыр, вино и сливы.
И пить отправились в Сарай.

Агентство ритуальных эскорт-услуг
Предлагает элитных плакальщиц на похороны.
Молодой ландшафтный дизайнер ебошит лук.
На лугу лежит партизан. Бережёт патроны.
Тула, Тула! Латунная пастила!
Бастурма раздутого самовара!
Ты ластишься телом голым, в чём мать родила,
К воронённым стволам равнин монголо-татаров.
Есть на улице Лысого ласковый твой стриптиз,
А на площади Ленина Кремль распилен как пряник,
И вроде всё в тебе здорово, вроде бы всё зашибись,
Только чем-то неведомым сердце безжалостно ранит.
То ли это ветры степные летят, звеня,
То ли рыцарь слепой ползёт к своей Ultima Thule.
Если было бы девять кошачьих веков у меня,
Я хотел бы прожить один обязательно в Туле.

Эта блядская вечная осень.
Лучше бы снег и в сугробах машины.
Помнишь год две тысячи восемь?
Кажется, было так же паршиво.
Впрочем, тогда ещё была, эта,
Как её, всё время забываю, надежда!
Теперь нету. И вряд ли мы доживём
до нового лета,
И зубы не вырастут,