Пишу, сколько я себя помню. Мама перестала смеяться, прочитав, в мои 13 лет. Через год отнесла мои стихи в израильский журнал, их напечатали. Я на маму очень сердилась. Я считала, пусть взрослые думают, что хотят – я пока не знаю, что пишу. Что ж, теперь знаю.)
© Авербах О., 2017
Что бы бунтовщики ни сказали,
Как бы ни пели флейты с валторнами,
Кинувшись под ноги, рявкнет заяц:
«Черная речка в другую сторону!»
Шахматы памятников на площади,
В бронзе и мраморе слепки посмертные.
Мчится покуда взбесившейся лошадью
Под каблуком одичавшего Вертера
Боль одиночества в пропасть истории.
Солнце ль сожжет, или ветер поднимется,
Лишь бы в привязанной к луке торбе
Были бумага, перо и чернильница.
Как хочется рыдать в голос,
Но в горле —
Будто застрял волос,
Как у пойманной рыбы —
В песке
Гортань,
И глушит прибой
Мой
Шепот,
И на душе,
Вызывая похоть —
Тело —
Сплошная
Рвань.
Под небом
Синим
Непереносимо
Там, на песке,
Умирает рыба —
Я,
А быть может,
Ты…
Уже рыбаки
Собрались
На отдых,
А где-то, где-то,
В нейтральных водах
Плещется рыба
Моей Мечты.
Продавленный диван. Сорочка тела
Скрывает анатомию души —
Сиамское объятье за пределом.
Души пчелиную обиду, – жить,
Глотая жидкий вакуум пространства,
Глушить вскипанье жала, но – дыши,
Не забывай поесть-попить и здравствуй,
Когда поют прощально камыши.
Я буду здесь, пока свеча горит
В последней на земле сорочке тела.
Что волшебство сжигает изнутри,
Мы видим только в миг перед расстрелом,
Устало глядя в лезвие зари
На горизонте. В полночь перед встречей
Гудит огонь, переплавляя жизнь,
И пляшет в нем безумный человечек,
Летучий порох крутит виражи,
И нежить ожиданья, страх и смоль
Несет из крематория домой.
Одна половинка окна растворилась,
Одна половинка души* оторвалась
И падает вниз, как снежинка на впалый
Живот мотокросса под небом двукрылым,
Вполне снисходительном к адреналину
И смертности, слишком высокой для верных.
Кто создан из камня, кто создан из глины [3] Строки из стихотворений Марины Цветаевой.
—
Тот голем, тот памятник. Пена и сера
Погони, щекочущей радостью ноздри…
И кружит земля на ребре серебристом,
И жмется к Хозяину божия искра,
И память в окне захлебнется неистовым
Криком, унесенным ветром… Марина,
Волна есть волна, и разбилась о пристань.
И плакать смешно. И надеяться поздно.
О вшах и Эльфийской трилогии
Душный в своей изощренности мир
Братьев нелюбящих, траченных лир,
Скальпель хирурга в руках у художника,
Образ подопытный. Врет палантир.
Скальпель выводит черед виражей
От заостренных эльфийских ушей
До притупленных клыков, что напротив,
В поисках если не истин, то вшей.
Мелочность – не до героев врагам,
Местность токсична, отсутствует храм,
Вши – актуальней, чем тысяча истин,
Дарят реальность волшебным мирам,
Смертность святыням, презренье богам,
Терпкой слезой кровоточит Сезам,
В душу пудовую Средневековья
Вогнан клинком доэдемовский срам.
Где он, желанный от века изгиб
Тела и век… Ближе ядерный гриб.
Всходит на подиум кукла живая,
Жертва фантазии – твой прототип.
От тоски по нежити – замерзаю…
Не плывется мне по течению
Зависаю глыбой базальтовой
Над трюкачеством построения
И слежу как в небе разверзнутом
Пробужден манящими чарами
Слон плывет – и кажется мизерным
Под бумажным огненным шариком
Глыба рухнула. Раскололася.
Что не выболтала – подсказали
Что ж зову тебя
твоим голосом
и твоими плачу глазами.
У тебя во сне умерла лиса
В общем, рыжая, но
С сединой в хвосте.
А тебе во сне было все равно,
Что бессмертны все, начиная с тел,
Что повсюду пляски, свирель и смех,
Что повсюду гильдии лисенят,
Что повисший клочьями ржавый мех —
Это мерзость, брат,
Это старость, брат.
Что конец строки – не конец реки,
Что конец реки – не конец воды.
В океане душ не видать ни зги,
Но зато тепло не дает остыть.
И мешок снотворного в водах Ли
Не позволит трех усыпить за раз.
И плывут киты, и глотают нас,
Чтобы нами плюнуть на край земли.
Читать дальше