Дарья Леоненко - Записки влюбчивой интеллектуалки. Стихи и эссе

Почти всё, без чего я не представляю своей жизни сейчас, появилось в ней отнюдь не сразу или же не привлекало поначалу такого пристального внимания. Это и к музыке относится: острую потребность в ней я ощутила только лет в двенадцать. Возможно, это спасло и моих родителей от настойчивых просьб отдать чадо в музыкальную школу, и меня от унижения при попытке туда поступить – у меня ведь даже чувства ритма не было (сие чувство впоследствии было воспитано титаническими усилиями педагога по бальным танцам). И только уже в самые трудные для окружающих годы моего отрочества в моей жизни случились музыкальные телеканалы. Конечно, шоу-бизнес и музыка – две большие разницы, как говорят в Одессе. Да и не стоит думать, что до этого момента музыки я не слушала вовсе. Слушала, конечно: дома часто играло ретронаполненное радио, были кое-какие записи, меня даже водили на концерты порой. Но до двенадцати лет мне даже никогда не хотелось прокрутить ещё раз понравившуюся песню, и никаких своих музыкальных вкусов у меня не было. А вот потом началось что-то вроде фильма «Рок-волна»: прослушивание радио тайком ночью под подушкой (кстати, Блок и Есенин за год до этого читались примерно так же, только ещё и с фонариком – электронных книжек тогда ни у кого не было). Просто это была совсем другая музыка, не та, что я слышала до сих пор: не романсы и не КСП, не классика и не советская эстрада. Это была популярная музыка в самом широком её понимании. С тех пор любые события запоминаются по сопровождающим их песням. И людям, с которыми ты благодаря этому знакомишься – нет ничего крепче, чем дружба, вырастающая между теми, кто слушает одну и ту же музыку. Это такой же сигнал «я свой», как схожее чувство юмора или боление за одну команду. С литературой или кино так не выйдет, потому что одну и ту же вещь одинаково любящие её ценители будут толковать по-разному, рискуя не сойтись в понимании ключевых моментов. А вот в дилетантском восприятии музыки больше интуиции, чем хоть какой-то логики, отсюда и мысль, что это сродни любви, которая даётся свыше. А для кого-то это и есть любовь.

В те времена, когда для меня всё начиналось, музыку по-прежнему надо было доставать: часами караулить нужную песню по радио, чтоб записать её на кассету, или же оббегать в поисках нужной опять же кассеты (пластинки уже считались устаревшими, а CD ещё не получили широкого распространения – в любом случае, и то, и другое было для школьников непозволительной роскошью) все близ- и далеколежащие ларьки, ловить телепередачи, ускользая для этого с уроков или не давая спать родителям, которые твоих увлечений, как и положено всем «предкам», не разделяют. И конечно то, что добывалось с таким трудом, ценилось во много раз больше, чем то, что сейчас можно скачать в один клик. Мы, поколение Миллениума, это понимаем как никто другой. Мы ещё помним времена, когда не то, что кассеты – всё надо было доставать. Когда мы выросли, товарный дефицит исчез, зато появился дефицит любви: теперь не любят, а строят отношения – ко всему стали применять рыночные категории. Я с таким подходом к жизни никогда не смирюсь, и к музыке это тоже относится. Хотя… К музыке в первую очередь, особенно сейчас. Мы, «игреки», первое поколение, у которого нет героев, но есть кумиры. Удивительно ли, что очарование музыкой распространялось потом и на исполняющих её артистов? Да, я довольно быстро приобрела свойство влюбляться в музыкантов: удачно (как в творческий маяк) и неудачно (с претензиями на обладание тушкой). Бороться со вторым тлетворным вариантом можно, только выбрав помимо основного увлечения ещё десяток дополнительных, что не даст зациклиться на одном объекте, сделав тем самым жизнь интереснее и разнообразнее. А эффект зацикливания в крайнем (и лучшем) случае приведёт к тому, что некогда обожаемое будет вызывать отвращение. Ведь любое злоупотребление может принимать такие формы, что рассказать страшно. Как говорит мой любимый артист (про знакомство с многогранной личностью которого можно отдельную книжку написать), «музыка как наркотик, только реабилитационных центров нет». Рано или поздно ощущения притупляются и требуется увеличение дозы, а то и вовсе новое средство. Возможно даже, что проблема с прежними «возлюбленными» вовсе не том, что они банально надоедали, а в том, что половиной мозга я всегда была писателем, слушавшим слова песен, и рано или поздно нащупывала «потолок» у любого текстовика. Так или иначе, но на смену всем моим увлечениям, даже самым страстным, неизбежно приходили новые, часто намного более серьёзные. Ведь правда в том, что если есть рок-н-ролл, то ни секс, ни наркотики уже не понадобятся – я понимала это ещё до появления в моей жизни «святой британской троицы» – Morrissey, Suede и Editors. Почему-то именно в британской музыке катастрофически силён элемент сексуальности. О, я вам скажу… Нет, не скажу – цензура запретит… А вот потребление алкоголя в нашей стране не только вполне легально, но ещё и чуть ли не частью национального характера считается. До такой степени, что, кажется, у любого отечественного стихотворца рано или поздно обнаружится «синдром Митяева» (в своё время Олег Митяев иронически замечал, что почти во всех его песнях так или иначе упоминается алкоголь). Не миновала эта чаша и меня: будучи сторонником комплексных удовольствий, вроде шампуня с кондиционером в одном флаконе, многие замечательные фрагменты своей памяти я дополнила питьевыми ассоциациями. Питьевыми – потому что они отнюдь не всегда алкогольные: и от газировки «Буратино» можно словить что-то хорошее. Такая аналогия отлично сработала в случае с музыкой, которой я оказалась навсегда отравлена: её восприятие всегда зависит от нюансов подачи.