Виталий Абрамовский - Мужские тайны

Но выход есть и рядом он,

Не эпизод из тайных знаний:

Сам поступай так, как с тобой,

Ты хочешь, чтобы поступали.

Я слушаю голос дыхания,

Вовнутрь мой взгляд устремлен,

И ценится святость молчания,

Когда суетой утомлен.

Пространство меня пеленает,

Прозрачность сознания, миг,

И тайна в себе растворяет,

Надев неизвестности лик.

Окутана сущность смирением,

И тонут глаза, замирают,

Когда я воюю с сомнением,

Когда в тишину пробираюсь.

И в дымку погружено тело,

В тумане расслаблена мысль,

И здесь мне остаться хотелось,

Но разум мне шепчет про высь…

И стоном душа заполняется,

И в бездне, прекрасной такой,

Она высотой умиляется,

Летит, ощущая покой.

Бег. По пересеченной местности.

Надрывное дыхание в груди.

Бег. В гости к неизвестности,

Которая глотает впереди.

В ночь. Вижу только звезды я,

В дождь – жалюзи воды.

Бег вслепую – перспектива грозная,

Но с опасностями у меня лады.

Топь. На пути колдует.

Бездна черная, ни конца, ни края,

Ноги у меня она ворует.

Топь. Лютая и злая.

Рывок. Содрогнулось тело.

Пальцы кровь пускают из ладоней.

Рывок. И перелетело.

В этой топи тело не утонет.

Снова бег. Принцип состояния,

При котором я всегда живу.

Бег и самообладание,

В этой трудной гонке наяву.

В милом домике под номером «13»,

Осчастливил я рождением народ,

Угораздило меня родится, братцы,

В понедельник. В високосный трудный год.

Жили в этом домике мы весело…

Озеро напротив и дворы.

Мимо – похоронные процессии,

Вперемешку с шумом детворы.

Ловчий люд с кровавыми погонами,

По весне встречали у дверей,

Значит ЗэКа ищут обречённого,

Из таежных близких лагерей.

В озере тонул и вяз в болоте,

Грудью снег в тайге пробороздил,

С крыши падал и, порой «кусая локти»,

«Складишок» в кармане я носил.

С той поры я жалую «13»,

Даром, что народ ее клянёт.

Как же повезло родится, братцы,

В понедельник! В високосный трудный год!

Покрасил вечер небо сажей,

Всё стихло… Наступила ночь.

И это для меня так важно,

Что прогуляться мне невмочь.

Под ручку с тенью я протопаю,

Брусчатку шагом обновлю,

Остановлюсь под старым тополем,

Я этот город так люблю!

Я трогаю ногами землю,

Хожу по этой снежной скатерти,

Пока все спят и мирно дремлют,

Я посижу один на паперти.

Задумаюсь, все мысли выну,

Покаюсь так, чтоб сердце жгло,

Прижму к стене церковной спину,

И помолюсь, чтобы везло.

Встал, улыбнулся, оглянулся,

Окинул взглядом я кресты,

Ну, здравствуй город, я вернулся,

Тебя узнал я. Это ты.

Спокоен разум, дышит тело,

Ведь ночью воздух не такой,

И мне потрогать захотелось,

Его, прохладною рукой.

Я насквозь ночью пропитался,

И если б в дом не торопился,

О, ночь! С тобой бы я остался,

И на тебе тотчас женился.

Устал бродить, назад я топаю,

Луна-сестренка провожает,

А фонари глазами хлопают,

И яркий свет в асфальт сажают.

«Всё это – уже не важно!

Просто не важно… Совсем…»

Так было, думаю, с каждым,

А думалось, кажется, всем.

В одно прекрасное утро,

Когда позади боль,

Эти слова перламутром,

Умножили всё на ноль!

«Не важно!» – пароль исцеления,

Через плечо не гляди,

Сзади – только сомнения,

Лучшее всё – впереди!

Не услышанные сказки…

И не сбывшиеся мечты,

Потускневшие разом краски,

Загустели. Глядят с высоты.

Нет, не правильно, невыносимо!

Слышать сводки о детях павших,

Снова горько скорбит Россия,

Об ушедших навечно наших…

Глазами небо пробежав,

Глотнув Москвы из чашки чая,

В кулак эмоции зажав,

«Сибирь приснилась…» – отмечаешь.

Флажками мыслей и мечты,

Сплетением судьбы и воли,

Москвой пока обложен ты,

И этим в сущности доволен.

Глоток Москвы… Но чай остыл…

Сквозь зубы память запиваешь,

"Каким я стал? Каким я был?",

О сне сибирском вспоминаешь…

Край вольный, тёсаный из скал!

Тайгу стихией вод омывший,

Перечеркнул, что ты искал,

Вдали от тишины застывшей.

Вернул туда, за перекаты,

Где снежной пудре равных нет,

А над кедровником мохнатым,

Бруснично-розовый рассвет.

Чай не допит. На вкус и цвет,