Владимир Лагутин: Мосты к сердцам

Их осталось лишь двое

Против роты врага,

"Отходи, я прикрою",

Прозвучало тогда.

Сорвалось у обоих,

Как отчаянья крик,

"Отходи, я прикрою",

Всё застыло на миг.

"Отходи, я прикрою",

Только голос звучал,

"Отходи, я прикрою",

Словно мглу разорвал.

"Отходи, я прикрою",

Зеленеет листва,

"Отходи, я прикрою",

Слышишь? Это – весна?

Их всего было двое

Против роты врага,

Два бойца – два героя,

Помнит их та весна.

Помнит их та берёза,

Тот ручей и тот лес.

"Отходи, я прикрою",

Кто-то шепчет с небес.

Она ему на плечи нежно руки положила,

И венский вальс их закружил под шум листвы;

И кажется, война на миг застыла,

Даря последние минуты тишины.

Огнём горят рубины на его погоне,

И тонет блеск их в глубине печальных глаз.

Слезинка, как звезда на небосклоне:

То загорится, то погаснет в поздний час.

Она на плечи ему руки положила,

И закружил их тихий венский вальс;

И кажется, война на миг застыла,

На раз, два, три всё замерло сейчас.

Там у реки склонилась ива над водой,

И ветер тихо теребил её за косы.

Там у реки был в 41-ом этот бой,

Когда она роняла свои слёзы.

Там у реки в окопах снег лежал,

Укутав склон багровым покрывалом.

На Запад в 43-ем враг бежал,

Когда она под пулями дрожала.

Там у реки, склонившись над водой;

Умылся лейтенант, расправив гимнастёрку.

Так в 45-ом возвращался он домой.

А ветер снова косы теребил ей, как сестрёнке.

Тогда в июне 41-ом

Они вставали из-за парт,

Мечтая о любви и счастье,

Казалось, годы так сулят

То утро солнцем озарено

Прельщало будущим своим,

И лишь трава у тихой речки

Кровавый приняла настил.

Они, вчерашние мальчишки,

В решающем для них бою

Сложили головы и жизни

За честь, за Родину свою.

“Вы мне словно родные дети,

Но наш долг – Россию сберечь” –

Говорил лейтенант на рассвете,

Перед тем как в окопы лечь.

“Мы должны постоять за правду,

За свободу и честь свою” –

Говорил лейтенант солдатам,

Вытирая с щеки слезу.

“Вы мне словно родные дети,

Но наш долг – страну уберечь” –

Говорил лейтенант на рассвете,

Перед тем как в могилы лечь.

Она всегда его ждала,

Смотрела в даль, с одной надеждой, –

Что скоро кончится война,

Вернётся муж домой, как прежде.

Ту похоронку на окне

Она ещё не открывала,

И видела его во сне,

И нежно губы целовала.

А он лежит в земле сырой,

Среди погибших у Рейхстага.

Не надо ждать его домой,

И письма слать на фронт не надо.

И всё ж она его ждала,

Смотрела вдаль с одной надеждой –

Что скоро кончится война,

Вернётся счастье в дом, как прежде.

Среди желтеющих на полке статуэток

Стоял красивый белогривый лев.

Хозяйке нравился он в лунном свете;

В дневное ж время был тускней всех.

Его могли задвинуть за открытку,

Могли швырнуть и в ящик впопыхах.

А ночью доставали его тихо,

При лунном свете не внушал он страх.

В кромешной тьме он был спокойней кошки:

Не скалил зубы и не дыбил хвост;

Лишь только с грустью он смотрел в окошко,

Смотрел и лунный свет стерёг.

Я хочу, чтоб на этой могиле

Добрым другом был свежий ветер;

Хочу, чтобы пьяный сторож

Приносил цветы на рассвете.

И налив вино в пластик,

Пусть поставит его рядом.

Я, конечно, не пью; он знает,

Но по совести, так надо.

Найди, прошу тебя, ту точку бытия,

В которой расплескались наши души.

Им не согреться впредь у этого огня,

Замерзли от обид, тоски и равнодушия.

Сожгли мосты у наших берегов,

Сломали лёд на тонкой переправе.

Сердца черствы, в них не живёт любовь,

Мы в этом виноваты сами.

Пусть южный ветер разнесет сейчас золу,

Оставшуюся от твоей надежды;

И ты не жди меня с рассветом по утру,

Ведь ничего уже не будет так, как прежде.

Крути рулетку жизни, крути;

Лети навстречу огням впереди.

Крути рулетку, не жми тормоза;

Лети вперёд, не закрывая глаза.

На затяжных поворотах судьбы,

Не отвлекайся никогда от мечты,

И всё что было раньше – не в счёт;