Владимир Ханан - Избранные стихотворения

Мужчина – мини-бык. Но бык-то уж навряд ли
Мужчина. (Это ведь не важно, что рога
Есть украшенье общее…). Строга
Наука логика, хотя не дорога,
Лишь были б внутренние органы в порядке.
А встречи, надо думать, были сладки.

И ты, тунику лёгкую задрав
До крепкой белой шеи и склонившись,
Была по своему права, с природой слившись,
И бык – природа был не меньше прав.

И семенем накачанная туго,
Патрицианочка, бычачьих чресл супруга,
Глотай бодрящую горячую струю,
Покуда для тебя не вылепили друга,
Что душу даст тебе и выжжет плоть твою.

Покуда нежный зверь, собой объявши древо,
И свесившись с ветвей, не скажет: «Где ты, Ева?
Вот яблоко тебе»
– А это вкусно?
– Да.
И, друга повстречав, с ним яблоко разделит.
И рай в последний раз для них постель постелет,
И выведет из врат, и отошлёт в стада.

В ту ночь мне снилось многое, хотя
И блазнилось, что я не спал нисколько.
Любовницы во тьме желтела долька,
И вся она была как бы дитя,
Уже чуть, правда, тронута морозцем
Девичества (наверное, к слезам…).
А снился мне суровый Джугашвили
У гроба Лили Брик. Она в цветах
Лежала, как красивая молодка,
И щебетала что-то на французском.
Но я расслышал только «силь ву пле».
Ещё во сне меня томила жажда,
Подташнивало. Матерно шурша,
Московская вокруг роилась пьянь.
Из всех щелей ползли стихи, как змеи,
Разрубленные диким топором.
Всем этим управлял вальяжный малый,
Мраморноватый. На причинном месте
Подрагивал присохший сельдерей.
Да это ж Алексей Толстой! Окстился
Я, вспомнив басню Лёна. Ночь была
Насыщена литературной гнусью,
И в нос шибал чудовищный миазм.
О, Господи! – я повторял во сне,
Спаси меня… – но не было ответа.

Так в помраченьи горьком, я страдал,
Растекшись по дивану, как Россия.
С Кавказа жгло, с Таймыра бил мороз,
Мозги засасывало Петербургом,
А где-то в отдаленьи, вроде Вены
Сосал из сердца нежный скорпион.
«Жизнь кончена…», – с тоской подумал я,
Привычно ошибаясь. Рядом плавал
Покойник, колыхая сединой,
И снегом мне виски запорошило
(столь многая была во мне печаль).
Давненько я не читывал Кулона, —
Свербила мысль, но кто он – я не знал.
(Ночная книга с женщиною схожа,
Любимой и таинственной. Она
В любви страшна, дика и неопрятна.)

Однако тошнота совсем прошла,
Пейзаж сменился новым, и погода
Менялась тоже к лучшему…
И вот
Из пелены лиловых облаков,
Пробившийся в каком
то главном месте,
Ударил луч решительного света.
И тут я успокоился, поняв,
Что ВСЁ УЖЕ В ПОРЯДКЕ. Этот луч,
Казалось мне, собою замыкал
Какое-то ТВОРЯЩЕЕСЯ действо,
И мощно сообразен был со всем,
Что было, есть и будет… Но чему
Нет имени в языках человечьих

У сплошной воды солёной на краю
Я стою – смотрю, смотрю себе, – стою.

Заневестило рассветом небеса,
Показалися при этом паруса.

Что мне ждать – гадать, чего мне ждать – гадать?
Век бы жить у моря – горя не видать.

С моря – рыбку, да хибарку из досок.
А наскучит – так потуже поясок,

Да и посуху с удобным посошком…
А не то ещё – в колонне с вещмешком…

Словно дождь, по перепонкам … голоса…
Глянул вдаль – они пропали, паруса.

Вот ходит – бродит длинноносый Гоголь
И думает неумолимо: Что б
Заколотить в дремучий русский лоб,
В печёнку, в душу – веру в Беса, в Бога ль?..
Того не зная: Пишутся без нас
«Гостиный двор», «Проспект», промежду делом.
Литература……………………
Попахивает чем-то оголтелым
Её натура…………………………….

Вот бродит он, Творец, в чернилах, грязен…
Грызёт перо. Карман его с дырой.
И мыслит, мол, любви его герой
Как за двоих – и скромен и развязен!
Им без меня – он думает – тепло,
И даже сладко……………………….
И трепыхалась, будто бы крыло,
Его крылатка…………………………

И я ходил, по Невскому гулял…
И взор острил, и никого не встретил,
И призраками родственными бредил,
Крылаткой, как кудрями, шевеля.
Во мраке «ПИВО – РАКИ», за бутылкой
Точил тоску, и капала слеза,
Где Муза деревянною кобылкой
Счастливо улыбалась мне в глаза.