Рена Арзуманова - Хивра и времена года. Позитивные зарисовки

Когда, на взгляд и на слух Хивры, опасность отступает, моя собака выходит из укрытия и улыбается. Я глажу ее по башке и даю какой-нибудь собачий кексик. И все. Никакого раскаяния со стороны Хивры и никаких попреков с моей. К чему? К чему обсуждать то, о чем собака забыла уже через пять минут после кекса?

Вот бы и людям так… Не пытаться объясняться, извиняться, брать вину на себя, перекладывать вину на плечи того, кто рядом, не посыпать голову пеплом и не ходить после к психологу, чтобы залечить эту рану… Ведь многое в этой жизни не от нас зависит. Трусость, например… Как мне кажется, переделывая труса в смельчака, можно получить в итоге лгуна и подлеца.

Без страха и упрека она заходит только на кухню. И то с недавних пор. Прижимается к моей ноге, кладет морду на колено и ждет… А так – лежит на своем месте или играется в радиусе нескольких метров от лежака. На второй этаж по доброй воле не поднималась ни разу. При этом хвост постоянно ходит ходуном, и нам она с удовольствием улыбается. Нам она начала доверять.

Но тем не менее в каждое непривычное ей место она сначала заглядывает, осматривается и только потом решает – заходить или не заходить.

Мне очень интересно узнать, как она жила до нас. Родилась такой организованной и недоверчивой, или такой ее сделала жизнь?

Говорят, что каждого нового человека в своей жизни надо принимать без копания в его прошлом. Наше прошлое – это наше личное дело. А прошлое собак?

Город спит. Спят мирные жители. Шесть часов утра. Просыпается мафия. Я бы даже сказала, глава мафии. В роли главы мафии моя внучка. Моя дочь, которая мать главы мафии, просыпаться не желает…

Беру главу мафии на поруки, Хивру – на поводок, и выходим гулять. Шесть двадцать утра. Город спит… Глава мафии довольна. Хивра хочет прикинуться полицейской собакой и взять след. Срывается с места…

– Нет, – говорю я Хивре. – Ты сегодня не полицейская собака. Мы с тобой сегодня сопровождающие высокопоставленного лица. Так что гуляем в медленном темпе.

Хивра со мной согласилась. Она уже хорошо знакома с матерью главы мафии и знает, что она за своего маленького мафиози может и покусать. Моя дочь может… А вот Хивра – нет. Мирный город спит… Глава мафиози погуляла, вернулась домой, поела и тоже собирается поспать. Мирный город может просыпаться.

Примерно в пяти минутах ходьбы от нашего дома находится парк. А в парке – пруд. А в пруду – утки и, что совсем неожиданно, черепахи. Добежать до этого самого парка, в котором пруд, а в пруду утки с черепахами можно за три минуты.

Хивра предпочитает бежать…

Чаще – днем, реже – вечером, мы с собакой этот парк посещаем и в заданном Хиврой ритме отматываем несколько кругов. Почему ритм задает собака? Потому, что она моложе и мощнее, а я старее и уступчивее (читай – мудрее). Вес мой равен моему возрасту, и ни о том, ни о другом вслух говорить почему-то не принято. Так что перетянуть собаку мне сложно, на это перетягивание уходит много сил. Моих.

Перед утренней прогулкой, пока я пью чай, собака сидит у двери, уткнувшись мордой в косяк. Делает вид, что сейчас описается, пока я там чаи гоняю. Но пока мы дома – ритм задаю я, и собака вынуждена считаться с моей мудростью и весом, равным моему возрасту. И вот мы выходим. Писать Хивра не торопится. Она тоже не дура, хоть и молодая, и знает, что на этом моменте, особенно если идет дождь, прогулка может завершиться. Хивра натягивает поводок и бежит в сторону парка, в котором пруд и прочие прелести. Первую минуту я пытаюсь сопротивляться. На второй минуте тоже сопротивляюсь. На третьей – сдаюсь. Понимаю, что уже быстрее добежать до парка, чем возвращаться домой. И именно в эту минуту, когда я перестаю сопротивляться, собака присаживается под деревом.

Хивра писает, и это, как я понимаю, помогает ей начать трезво мыслить. А мысль ее течет примерно в таком направлении: «Для чего мне сейчас, голодной, нужен этот парк с его прудом, утками и черепахами? Может, лучше после завтрака?»