Михаил Садовский - Возвращение. Лирический дневник

В полумраке светлым ликом
Ты казалась мне иконой,
Не чужою, не великой,
А родной и незнакомой.

Я ловил твоё дыханье
И горячий запах тела,
И без слов вошло в сознанье
Всё, что ты сказать хотела!

Ночь густела, и казалось:
В фонаре всё меньше света.
Нас под звёздный купол зала
Вознесла минута эта!

Окрестности разбудит
Зачем? – Нельзя понять.
Напрасно землю будет
И жалить, и ругать,

Разбередит ветрами
И, напугавши всласть,
Омоет всё слезами
Грозы нежданной страсть.

И где её граница,
И сколько силы в ней,
И где она хранится,
И кто владеет ей?!

Ледоход вовсю грохочет,
Ноги вдеты в стремена,
Голосит поутру кочет,
Что не кончена война.

Будто есть ещё кого-то
На деревне провожать,
Так привычно эта нота
Повторяется опять.

Не зови с утра напрасно,
Может, кто-то подрастёт,
Где конец войне, не ясно —
Сорок первый только год.

Пацаны в неё играют.
Вечер тих и нелюдим.
Вот придёт весна другая,
И фашиста победим.

От луны на пол квадраты,
От лампадки блеск в окне,
Молит старец бородатый
Из угла до утра мне.

Аты-баты, шли солдаты —
Не спеши на фронт бежать,
Хватит войн на всех. Когда-то
И тебе в земле лежать…

Мы жили все в привычном частоколе
Речей пустых, запретов и невзгод,
И только пульс выстукивал: «Доколе?»,
И древний царь шептал, что всё пройдёт.

Являлся день газетный сквозь оконце,
Гремела цепь, из дома гнал звонок,
И, как в бору застенчивое солнце,
Сочился тайный смысл между строк.

Жить по приказу родина учила
И ничего себе не оставлять,
Но нас влекла неведомая сила,
Где есть другая жизни благодать.

Ну, что слова – забрезжила свобода,
Открыла путь за перевал судьба,
Но не забыть из прожитых ни года,
Чтобы в себе преодолеть раба!..

На той застенчивой поляне,
Где колокольчика звонок,
Ко мне слетает утром ранним
Ещё неясный ритм строк.

Потоки солнечные гласных
Между задумчивых стволов,
В преддверье строк, ещё неясных,
Мелодия грядущих слов.

Всё это выльется когда-то
В пространство стройною строфой,
Как фортепьянная соната
Из чрева чёрного порой.

И весь порядок мирозданья,
В себя загадочно вместив,
В ней выразит свои желанья,
Создав неслыханный мотив.

Штрихи бросают на бумагу
Все откровения души,
Подобно опытному магу,
Что чудо на глазах вершит.

В их точности необъяснимой
Закон движения планет,
Они своею пантомимой
Отождествляют целый свет.

И продолжаясь за пределы
Одушевлённости листа,
Вещают, что в порыве смелом
Доступны даль и высота.

Но чаще в дерзости таланта,
Что удивляет и влечёт,
Таятся горькая расплата,
Судьбы нежданный поворот!

Мы жили в голоде почти
В чужом, глухом углу России,
И нас туда не пригласили,
Нас там сгрузили по пути.

Был прегружен пароход,
Нужны рабы лесоповалу,
А всех одно лишь волновало —
Год сорок первый – первый год.

В суровой нищей суете
Страдала очень добродетель —
Не посторонний, не свидетель,
Я чудом выжил в годы те.

Не сныти и не лебеде,
Не дерзкой молодой крапиве…
Нам память время окропило,
Не посвятив её беде.

Вставали в десять лет к станку,
А дома утварь мастерили,
И матерились, и курили —
Всё нам досталось на веку.

Но вспоминаю каждый раз
Не то, что ел, а то, что снилось, —
Четыре года уместилось
Всего в один Победы час!

Мне этот день – как эталон,
Когда тарелку наполняю…
Я сорок первый вспоминаю,
Крапивою заросший склон,

Желанный наш деликатес,
Жмых и осколок чёрный вара,
И после гулкого удара
Катящийся с обрыва лес.

Есть в море суеты
Укромный островок,
Где только я и ты
Укрылись от тревог.