Владимир Холодок - Плыл по морю хариус

И вот сейчас я вижу,
что многие без грыжи.
Вот ты, к примеру, вёрткий, даже жуть.
Так значит, цены можно
взвинтить еще немножко,
все гайки завинтить, чтоб не вздохнуть.

Я онемел как рыба:
– Ты без меня погиб бы,
разут и обворован, в душу мать!
Тебя пою, кормлю я,
такого чистоплюя,
а ты доложишь – дальше зажимать?

В Ливадию со смехом
он в тот же день уехал,
а я вернулся к вилле и к жене.
Доложит он серьёзно,
что вник, мол, скрупулезно:
предела терпежу в народе нет.

С другом Колькой едем в лес,
на прогулку, значится,
он ко мне в машину влез
и давай артачиться.

– Кто же с голыми руками
по лесу шатается?
В сухомятку шашлыками
и собака давится.

Алкоголь, мол, ядовит –
чушь бы не морозили.
Только водка сохранит
горло от коррозии.

Завернули в магазин,
взяли от коррозии,
погрузили в лимузин
и махнули к озеру.

На природе – все о'кей,
мы под сок берёзовый,
как французы пьют коктейль,
пили вермут розовый.

Раз и – древо, два и – древо,
раздвоились дерева.
Мы нырнули с перегрева,
чтоб остыла голова.

Он в воде стоял по нос:
мол, тону же, братцы, я,
у меня стоял понос
и галлюцинация.

Кольку трахнул по башке
для спокоя общего,
а потом на бережке
откачал утопшего.

Он очнулся, сразу в глаз
локтем мне подначил.
Я с вопросом – вот те раз?
Он с ответом – сдача.

После, в общем, скромной драки
мы устали как собаки.
Это значит, как бы вроде,
отдохнули на природе.

И под вечер как уроды
возвращались с Колькою.
Мы решили: на природу
брать не будем горькую.

Я утром меж пятью и так семью,
бывает, просыпаюсь и «кукую»,
все больше размышляю про семью,
про жизнь свою какую-никакую.

И где-то утром, около шести
на вывод выхожу довольно странный:
вот женщины, их гладишь но шерсти,
лелеешь, а они наносят раны.

Я в юности копался, выбирал,
хотел невесту, чтобы без ошибки,
приехал, помню, как-то на Урал,
женился на одной красивой шибко.

На свадьбе даже встал я на скамью,
сказал гостям, что я, мол, Рукосуев,
всем сердцем голосую за семью
и за жену всей грудью голосую.