что абонент в нём постоянно типа занят!
Не понимаю я тебя – зачем звонить?
Не проще ль в дверь мою и мамы позвонить?
Хочу увидеть, как у мамы барабанят
от страха пальцы, руки, ноги и глаза —
забавно смотрится мамуля-«Егоза»:
она тебя впрямь ненавидит, так любя,
что просто киснет молоко, меня злобя!
Вот сам попробуй… пососи у мамы грудь!
Должна же дать она тебе когда-нибудь?
Ой, мамочка идёт! Потом выйду на связь…
Ты представляешь: мама плачет, матерясь —
папулю пьяного так в детстве не боялась
(а уж мы с папой, как по струнке, дома ходим:
он – в основном, а я – когда с куклой нашкодим):
– Мам, Волкодлак ушёл! Ого, как рассмеялась…
Трепеща крыльями, бабочки вкусно льнут
к нектару-аромату яблони цветов…
Зеркальным отражением из грёз иль снов,
лепетом дочки из бессвязных звуков слов,
смещаясь временем, к Зверю мысли плывут:
«Доброе утро, мам… тебе привет-«салам»!
Ну и когда ты сменишь гнев на Анны милость?
Не знаешь, кто дверь охраняет по утрам?
Ты Волкодлака в гости пригласить решилась?
Ой, не краснела бы я так, мам! Ты при чём?
Я, собственно, только себя в виду имела…
Нет, погоди, мама! И ты тоже хотела
увидеть Волкодлака? Вновь слёзы ручьём…
Платочков точно на тебя не напасёшься:
и так истратила у куклы весь запас!
(Вспомнила Волколака, блинн, в недобрый час…)
Что, спрашиваешь «Почему?» Ты рассмеёшься:
Зверь красоту мою когда-то должен видеть?
Небось, приятно маму – в дочке! – угадать?
Да прекрати ты так плакать-страдать:
в гости идут не для того, чтобы обидеть…»
Солнца металлом дел кузнечных Ювелир
форму потешил, украшая содержанье:
к золоту рамки, окаймляя глаз сиянье
Анны и дочери, смотрящих в Зверя мир,
приладил трепет живых роз и лепестков,
тягучим ароматом влившись в снимок лета —
поближе к Анне! – из корзины для букета,
вобрал в себя Зверь шёпот детских мыслей-слов:
«Слышь, Волкодлак… да знаю я, что ты за дверью!
Нет, мама спит – сама к тебе я приползла,
и даже (как его…) страх свой превозмозгла!
Ключ у меня, но как открыть? Плохи дела:
мешает возраст мой взаимному доверью!»
Зрачков рентген-лучи сканируют пространство:
там, за железной тканью, вход в дом защитившей,
спит Анной, жизнь мою Мечтою заменившей,
волшебницу в малышке-дочке воплотившей,
царство судьбы моей… и вилайет… и ханство…
За дверью лепет «Солнышка» ласкает слух:
«Ты, Волкодлак, на маму уж не обижайся!
Вот вырасту примерно я до лет до двух
и – на здоровье! – к моей маме прикасайся…»
Кисти художника подвластно волшебство
изображенья, обрамлённого цветами!
Дочери грёзы станут Аннушки мечтами
иль Волкодлак лишь знает рифм колдовство?
Солнечным Днём вновь заглянул в Анны окно:
«Пальчики „Солнышка“ грудь мамы теребят?»
Сияньем счастья мысли дочери звенят:
«Ты Волкодлака, мам, ведь любишь всё равно?»
– Ты представляешь, мам,
кто ночью мне приснился?
Твой Волкодлак! Он моим папой был во сне:
рассказывал, как он в тебя, в Анну, влюбился…
Мам, он доверил твою тайну только мне!
Потом, откуда-то… пришла в мой сон и ты:
будто и вправду из «ромашкового рая»,
к себе большой букет ромашек прижимая!
Мой Волкодлак, мам, подарил тебе цветы?
Такой счастливой я давно тебя не знала…
Красивой мамой Волкодлак тебя нашёл,
когда в твой офис (не случайно ведь?) зашёл!
Душа твоя, мам, в нём судьбу свою узнала?
Ты столько плачешь, мам, когда я засыпаю…
и вижу сны, где мы гуляем с Волкодлаком:
я будто в сказку волшебства, мам, уплываю
под твоим взглядом, ставшим зодиака знаком,
мерцаньем звёздочек украсившего день,
в котором я лишь с Волкодлаком, без тебя…
но имя Анна следует за мной, как тень —
так Волкодлак придумал, мам, меня любя!
И, представляешь, мама… твоё Имя – Анна! —
прямо на небе облачками рисовалось,
в мои ладошки радугою опускалось!
Я, мам, сказала тебе правду, без обмана…
Жаль, на ладошках имени цвет взволновался:
мне Волкодлак шепнул, что дождь сейчас заплачет,
и потому он в кулачок мой маму спрячет,
чтобы дар неба – красками! – не проливался…
Читать дальше