Array Коллектив авторов - На Суворовской площади

Жену схоронил и невестку
И с внуком стал век вековать.
Но внуку прислали повестку,
И внуку пришлось воевать.

На счастье надеялся, строил
Беседку в саду и не кис.
Но внук стал посмертно Героем,
И жизнь потеряла свой смысл.

Он ладит у дома качели,
Едва шелохнётся весна…
А вот и грачи прилетели.
Какая быть может война?!

Под ремень заправив китель,
На котором в ряд значки,
Мой сержант и мой учитель
Ходит с мелом у доски.

Он легко читает схемы,
Чертит карточки огня.
Суть военной теоремы
Раскрывает для меня.

Ведь, случись, на поле ратном,
Там, где выучка хранит,
Что осталось непонятным,
Он уже не объяснит.

По деревне плач и стоны
Многочисленной родни –
У Нефёдова Антона
Сын вернулся из Чечни.

Он руки пожать не может,
Он молчит, а был остряк.
У отца мороз по коже –
Всё не верится никак,

Что ушла его кровинка,
Что остался он один,
Что лежит в гробу из цинка
Не познавший счастья сын.

И отец сутулит спину,
Долго силится понять,
Как вернувшегося сына
На прощание обнять.

Отвори, Господь, ворота,
Дай взглянуть за Гиндукуш,
Где идут за ротой рота,
Все тринадцать тысяч душ.

Где вползают на высоты,
На которых полегли,
Дети доблестной пехоты,
Сыновья моей земли.

Пусть посмотрят по-другому
На причины и приказ,
Почему товарищ Громов
Вывел армию без вас.

Дай, Господь, взглянуть на вывод
Тою горькою зимой.
Это ты ведь сделал вывод,
Что пора войскам домой.

Отвори, Господь, ворота,
Где-то там закончил бой
Лучший парень из пехоты,
Лучший в мире рядовой.

И ему поныне снится,
Как злопамятной зимой,
Громов движется к границе,
Уводя войска домой.

Отвори, Господь, ворота,
Дай солдату отдохнуть,
Пусть в лицо нам крикнет что-то
А потом – в обратный путь.

Посёлок Камень-Рыболов
И ресторан с названьем «Лотос».
Здесь достают из-под столов
И жадно пьют после полётов.

За крайний столик на троих,
Пока ещё компаний нету,
Я сел и выпил за своих
Ребят, разбросанных по свету.

Нас было всех почти что сто,
Но одного в тот день не стало.
На этом свете ни за что
Его сегодня не хватало.

Он сотню раз меня спасал,
Сто раз одалживал рубаху,
И умирал, и воскресал,
Казалось, что не ведал страха.

Но так случилось, не в бою,
В «наливнике» достала пуля…
Я и ему стакан налью,
Он рядом ёрзает на стуле.

Я кожей чувствую его,
Мне за судьбу его обидно.
Он выпьёт, это ничего,
Что за столом его не видно.

Он одинок в своей дали.
Не достаёт ему ночами
Родных берёз, родной земли,
Её веселья и печали.

Я представляю, как стакан
Берёт мой друг рукою слабой,
Придя ко мне издалека
Через года, через ухабы.

Он заглушает водкой боль,
Он тоже павших поминает,
Как мы, живые, меж собой,
Один погибших вспоминает.

Но вот я слышу, дверь скрипит,
И чувствую, что друг мой вышел.
А Камень-Рыболов не спит,
И Ханка [2] Ханка – озеро в Приморском крае и Китае всё на свете слышит.

Ты приходи сюда ещё,
Мой друг, в бою не знавший страха,
Здесь ждут тебя моё плечо,
Моя душа, моя рубаха.

Ещё не все угасли в мире войны,
Ещё в сердца врезается свинец,
И до сих пор ночами неспокойно
Спит в грудь навылет раненый отец.

Встаёт с постели, пьёт свои таблетки,
И долго курит, выйдя на балкон,
В который раз шагает из разведки
В полёгший в рукопашной батальон.

Ах, память, память… Невозможно это –
Всю жизнь свою солдатский крест нести.
Не спит отец, опять шагает где-то,
Боится до Победы не дойти.

– Это я! Ну как там, дома?
…Ну, конечно, это я!!!
Нет, я не с аэродрома…
Что ты, милая моя!