Khelga - Ступени 1

От подъездов текут скитальцы;

Буква "эм" встаёт на пуанты.

У кассирши неловкие пальцы

И часы с фальшивым бриллиантом.

Две поездки – больше не надо;

Колет краем билет картонный.

Провожают скучающим взглядом

Заскорузлые солнца плафонов.

Турникет, эскалатор, давка.

От перрона тянет резиной.

Внутрь вагона. Свободные лавки.

Не садишься. Затылки и спины.

Повторяешь: две остановки,

Только две, мне больше не надо.

Проверяешь: мыслишки неловки,

Джинсы тёрты, конфликт предугадан.

И в рекламных нахальных растрах

Для тебя слишком много цвета;

И путей схематичные астры

Ты не станешь неволить в букеты.

Ты торопишься поминутно –

Объявляй, давай, подпевала!

Покидаешь вагонную смуту –

И летишь, и летишь в центр зала.

Сбоку – транспортные десанты;

Солнца, астры, скитальцы – сбоку.

Ты встаёшь

И встаёшь

На пуанты -

Чтоб уткнуться в небритую щёку.

Проплыв неловко забор соседский,

Огладив скупо ландшафтов глыбы,

Луна застряла в москитной сетке,

Забилась бледной брюхатой рыбой.

А было б славно: луна б упала

В развал диванных смешных подушек;

Забормотала б луна устало:

"Зажги полешки. Да сядь, послушай!

Ты извини, что я так, незвано.

Не надо водки! Налей мне чаю!

…А твой – у дальнего океана,

Его ночами я наблюдаю.

Он зол и солон, пинает камни,

Он посылает меня на… убыль;

Вода всё выше и панорамней!

Подай ватрушку. Конечно, любит.

Он давит жалость из хронологий,

Он много курит, бычки сминая.

Я серебрю для него дороги,

Я намекаю! Не понимает.

Пишу на ряби – могли, могли бы!

А он уходит, рыча и каясь.

Ты побледнела, как дура-рыба,

Что путь серебряный рассекает…"

Рассвет невзрачный пополз по веткам,

А я вертелась под одеялом.

Луна слабела в москитной сетке.

А я смотрела.

И не пускала.

Чахлый луч споткнулся о порог

Крепкого осанистого дома.

Бабка вяжет правнуку носок.

Прыгает дурашливый клубок;

Пляшут спицы – вдоль да поперёк,

Ловят шерсти тощенький исток.

Ходят пальцы нежно, невесомо.

По грядам сорняк хитрущий прёт,

Размышляя, где хватить бы лишку.

Внучка полет бабкин огород,

Думая про свой тугой живот:

"Крохотный мальчишка в нём живёт,

Потаённый, бархатный – что крот.

Я уже люблю его, мальчишку.

Будет осень – я увижусь с ним;

Назову, как водится, по святцам…"

Бабка горячится: "Отдохни!

Опростает рано! Сядь в тени,

Сядь, тетёха; молочка хлебни!"

Шустро вьётся шерстяная нить,

Спицы приглушённо серебрятся.

"Брошенка…" – горчит слезой упрёк.

Петельки считая неустанно,

Бабка вяжет правнуку носок.

Тихий труд ни низок, ни высок,

Судный день ни близок, ни далёк.

…Чахлый луч споткнулся о порог

И решил: "Пожалуй, тут останусь".

Поезд гудит протяжно.

Чётче перрона пятна,

Ближе вокзала башни.

Город малоэтажный,

Бежевый, белый, мятный

Манит наивным снегом,

Сроду не знавшим соли;

Узеньких улиц бегом;

Сказками ёлок пегих;

Солнечной канифолью;

Строгостью минаретов;

Дерзостью ресторанов.

Глухо басят кларнеты,

Мягко шуршат газеты.

…Город врачует раны:

Прошлая боль – навылет.

Город, придай мне силы,

Чтоб о любви забыла.

…Рынок в ладони сыплет

Сотни сердец кизила.

Ты примкнула к этому лагерю:

Постигаешь разброд гороскопов,

Лижешь сладкие соки шлягеров,

Умиляешься облачным скопом,

Покупаешь алые туфельки,

Подставляешь лимоннице палец,

Выражаешь почтенья публике,

Вышиваешь люпины на пяльцах.

Сыплешь в джезву соль и гвоздичину,

Гладишь дряхлые мудрые книги,

Ищешь звёзд, некрепко завинченных,

Чуешь в шорохе клёнов интриги,

Копишь вещие сны запасливо.

Переводишь покой, что картинку.

В исступлении шепчешь: "Счастлива!

Поздравляю!

Влюбилась!

Кретинка…"

Гирлянды низками,

Салюты гроздьями.

А небо низко и

Свежо, и розово,

И фиолетово,

И рыже-радостно.

Звучит фальцетами,

Готово праздновать.

Толкает ножкою,

Лопочет нежное

Год новорожденный,

Пелёнка снежная.

Мороз участливый,

Тепло целебное.

И люди счастливы -

И ждут волшебного.

…Я завтра вытрясу

Печенек крошево,

Кожурки цитрусов,

Печали прошлые.