Гавриил Кротов - Лефортовские записи. Стихи перед освобождением

Нет-нет, я это не случайно сделал:
Её оставил и оставил вас,
Я должен был…
Однако не сумел я
Всё рассмотреть и взвесить в нужный час.
Да и не мог…
К чему теперь признанья,
Иль оправданья, трусости под стать.
Я в это утро сохранил сознанье —
Тогда ещё не мог другим я стать.
Я утонул в грязи…
Но грязь была снаружи.
Внутри я был таким, каким и должен быть,
И оправданья вовсе мне не нужны,
Хоть ваше мнение хотел бы изменить.

Хотел бы…
Только личные желанья
Я подчинил другому до конца.
И в исступленье своего незнанья
Не бросьте камень в грешного отца.
Пускай их бросит дедушка и люди,
И даже мать обиду сохранит,
Но вашего суда я признавать не буду,
Да и не вам меня судить.

Знал только я, какой я шёл дорогой.
И гнал я жизнь – строптивого коня.
Но ты мои пути, пожалуйста, не пробуй
И не бери за образец меня.

Мой милый друг, когда зовёт дорога, —
Желанья своего не торопи.
Остановись!
Подумай у порога!
Потом уже его переступи.

Но вот ты вышел утренней порою
В открытый мир…
Куда тебе идти?
Где, за какой диковинной горою
Таится то, что должен ты найти?
И под какой неведомой горою
Зарыт твой клад, лежит твоя судьба?
Гора грозиться будет:
– Не открою!
А ты – открой!
Да здравствует борьба!

Да выпадет тебе большая драка
Ещё в начале твоего пути.
Долины света, коридоры мрака —
Всё должен ты увидеть и пройти.

Иди всегда с товарищами вместе,
Один ты не пройдёшь в такую даль.
И пуще смерти бойся всякой лести:
Льстецу весь мир отдать тебе не жаль!
А попроси его, когда придётся,
Помочь тебе – он льда зимой не даст,
И тут же снова в чувствах поклянётся,
А через пять минут тебя продаст.
Нет, нужен друг заветный, настоящий,
Такой, что за горою видит цель,
Как тот на корабле, вперёдсмотрящий,
Чтоб кораблю не угрожала мель…

Любовь моя!
Когда смотрю в те годы…
Ты научила зоркости меня.
Я все свои закаты и восходы
У твоего заимствовал огня.

Как много раз любовь меня спасала,
Чтоб я в себе души не запятнал,
От слабодушья, от свиного сала,
Которым я порою зарастал.
Она меня великому учила.
Прошла со мной почти весь белый свет,
По морю шла – и ног не замочила,
Шла по огню – не почернела, нет!

Она была то радостью, то болью,
То маленькой бывала, то большой,
То раны мне солила ржавой солью,
То всё прощала с лёгкою душой.
Любовь! Любовь!
А что это такое —
Любовь?
Но только правду мне ответь,
Чего в ней больше: слёз или покоя?
И что с ней делать: плакать или петь?

Я иногда любовью шёл, как лесом.
То в эту гнулся сторону, то в ту.
А сколько раз бывал я Ахиллесом,
Безжалостно ужаленным в пяту.
А мне тогда казалось, что вот это
И есть любовь.
Единственная.
Та.
Но осыпались листья пустоцвета,
И оставалась в сердце пустота.

А где-то за морями, за горами,
В какой-то неизвестной стороне
Звала меня, ждала меня годами
Та женщина, что счастьем стала мне.
Она пришла, чтобы нам не расставаться,
Моею стала, чтоб родились вы.
Но даже здесь не стал я разжижаться,
Хотелось прыгнуть выше головы.

Я гнал себя,
Любовь свою
И ласку
Давил своею собственной рукой.
Я торопился строить в мире сказку,
И из неё я исключил покой.
И мне хотелось солнцем стать и песней,
Рекой весенней, деревом в саду.
Чтоб только жить бы ярче и чудесней,
Обид не знать и не встречать беду.

А мне бы надо быть с ней всюду рядом.
Всё ей отдать, всё с ней перенести.
Её защитой стать, её оградой,
Любую боль от сердца отвести…

И если бы сейчас меня спросили:
– На свете много умерших огней,
Твою любовь года не погасили?
– Нет, – я б сказал, – она ещё сильней!

Друг друга в поиск вечный увлекая,
Идут по жизни рядышком сердца.
Какое это счастье – жизнь такая,
Любовь такая греет до конца.
Нас не подкупишь лишним граммом блага,
Мы за похлёбку честь не продадим.
Любовь и труд – не мрамор и бумага,
И мы за них стояли и стоим.

Не терпит лжи, не признаёт обмана,
В благонамеренном мы узнаём врага.
И эта сила – волны океана,
Которые шатают берега.

Один поэт, стихи слагавший броско,
Пропахший зеленью и козьим молоком,
Писал, что Родина – пригорок да берёзка,
Да поле, где он бегал босиком…