Бахтиёр Ирмухамедов - Избранные стихотворения. Том III

Жалко, Мария, что ты не моя,
Жалко, что я не с тобой во Флориде.
Кажется маленькой наша земля,
Арктике все же не быть с Антарктидой.
Мы – полюса, для которых навек
Нет никакой для слиянья подмоги.
Ты для меня – дорогой человек,
Я для тебя – пустота на пороге.
Кто эти муки придумал для нас,
Чем заслужили мы эти страданья?
Сколько еще испытаний припас
Рок, леденящий попытку свиданья?
Ты проживешь как-нибудь без меня,
Я догорю без твоих поцелуев,
Только мне жаль, что я не был и дня
В роли хотя бы твоих волоклюев.
Невыразима на сердце тоска,
Неодолима прискорбная участь:
Ты навсегда от меня далека —
Гибну от знания этого, мучась.

Ты не знаешь, ты не знаешь,
Как безрадостна любовь
И когда в строку вонзаешь
Роковую рифму «кровь».
Много судеб, много жизней
Погубила в мире страсть,
Превращая гордых в слизней,
Заставляя сильных пасть.
Зачастую безответно
Чувство, гложущее грудь;
Тем, кто любит беззаветно,
Выпадает смертный путь.
Отчего так происходит —
Нет ответа до сих пор.
Но любовь сердца изводит,
Обещая медосбор.
Хорошо, что ты не знаешь
Всех превратностей любви,
Душу мрачно не терзаешь
Безысходностью в крови.

Пролетела костлявая птица
Над моим перекошенным домом;
За окном неприятные лица
За гоморрой бредут и содомом.
Суету деградирует алчность,
Пустоту оглашают вороны,
И в грядущем, как в прошлом, невзрачность,
И по-прежнему лгут чичероне.
Даже воздух смердящий не в силах
Одолеть притязания гнили;
Хлорофилл почернел в девясилах,
И болотом пропахли ванили.
Нависает над городом порча,
Все мрачней и гнетущей ненастье
И, гримасы посмертные корча,
Растворяется мнимое счастье.
Превращаются парки в погосты,
На деревьях-крестах – ни листочка;
Доминируют в душах коросты,
В кулаке у природы – заточка.
Нет конца инфернальным симптомам,
И не зря, видно, снова кружится
Над моим перекошенным домом
Смертоносная страшная птица.

Я не рожден, Мария, для печали,
Но ты меня заставила грустить,
Не думая в заокеанской дали
Хотя бы раз безумца навестить.
Ты каждый день проводишь в тренировках,
Гоняешь мяч, топспинами крутя,
А после, расслабляясь на тусовках,
Невинным флиртом тешишься, шутя.
А мне в моей трущобе азиатской
Под гнетом тиранической пяты
Лишь суждено в своей судьбине адской
Вдыхать смердящий воздух сволоты.
В геенне огненной горю при жизни,
И в пламени не виден перебой.
Прошу тебя без всякой укоризны,
Мои ожоги вылечи собой.
Пусть наши судьбы в церкви не венчали,
Но помни в сумасбродстве суеты:
Я не рожден, Мария, для печали,
Тем паче если есть на свете ты.

Я призову тебя к ответу
За равнодушие к поэту,
Что не даешь хоть часик мне
Побыть с тобой наедине.
В делах житейских вечный стайер,
Известно всем, что Бог – не фраер.
А посему ты свой, Мари,
Бехавиор пересмотри.
Создатель мне шепнул по блату,
Что за мои заслуги плату
Я получу не сонмом строк,
А в виде длинных, стройных ног.
И эти ноги, как ни странно,
Принадлежат тебе, Марьяна.
Так что ты року не перечь
И приходи со мною лечь.
Настроен я весьма серьезно
И даже сверхамбициозно:
Хочу, закончив пир ночной,
Назвать тебя своей женой.

Я умер, Мария, когда ты сказала,
Что любишь на этой земле не меня,
Что из твоего триумфального зала
Неслышен призыв моего куреня.
Теперь я мертвец, не лежащий в могиле,
Но строки слагающий волей небес,
И кажется всем, что к рифмованной гили
Меня подстрекает не Эрос, а бес.
Пусть думают всякое бедные люди:
Ведь мне фиолетовы их словеса.
Мне нравятся больше, признаюсь, верблюды
И солнечно-синие в сочь небеса.
И пусть для тебя я нисколько не ценен,
Пускай я не буду вовеки с тобой,
Но на исторической мы авансцене
Предстанем народам единой судьбой.
Я умер, Мария, а мир продолжает
Считать, что живу я, коль песни пою.
Но знай, что покойник не славу стяжает,
А жаждет воскреснуть за душу твою.

О Маша милая, даруй,
Мне, обреченному на смерть,
Один сердечный поцелуй —
И я согласен умереть.