Array Коллектив авторов - Нет никого лучше тебя. Пять петербургских поэтов о любви

Такой спасительный покой
Мне подарила ветка клена,
Что я забыл, кто я такой,
Такой губительно влюбленный.

Ночью творог в мокрой тряпке
Начинает жить как творог.
Кто-то робкий ставит цапки —
Запирает дом от вора.

Кто-то быстрый и летучий,
Может, это мышь была?
До зари метался в тучах,
И поземка помела…

Мир закутанный таится,
Заяц мордой лижет снег,
И ужасный шевелится
За кустами человек…

Как если б это не случилось,
Что я писал бы, на краю
Каких небес душа носилась
Моя бы, пел ли, как пою?

И тем ли голосом, который
Из всех возможных голосов
Один способен плыть над хором
Пусть даже белых парусов?

А вот еще… если?
И тогда, может?
Почести понесли, как платье невесте,
Пажи смешные, маленькие, вельможи!
И тогда посчастливится, о Боже?
И тогда выплывет корабль из адовой
круговерти?
И погладит рука по горячей коже,
И спасет от неминуемой смерти.

куда любовь девается, когда
ее не видишь?
где то место
во мне,
которое ее должно хранить?

и как держаться в ней,
когда она проходит?

На всех кредитных картах скоро ночь,
В кармане дырка светится от бублика,
Даже любовь не в силах мне помочь,
Истерзана, замучена, обуглена.

Даже любовь весеннего ручья,
Даже любовь кедрового орешка.
Стоит, как меч, повсюду жизнь ничья,
А я по ней иду в ферзи, как пешка.

Тяжелым боем прорываюсь вверх,
Вперед и ввысь к соленым звездам ночи.
Я так устал, но я лечу, как стерх,
Без устали, без сил и полномочий.

Уполномочен ночью на полет,
Веселым днем я отсыпался в чаще,
Закрыв глаза, я видел, как идет
Теченье жизни злой и настоящей.

Я видел трав росистое вранье,
Я видел елей смоляное пенье,
Сжимали когти ветви, как цевье,
Сжимали мысли мозг в стихотворенье.

Я был, как творог в тряпке, заключен
В сосуд скудельный тела моего,
Я вызревал весь день, я рос, как он,
Зерно к зерну – и все до одного.

Потом случился вечер и полет,
Ночная мгла мои глаза включила,
И чудная неведомая сила
Меня с ветвей в полет приподняла.

Я полетел, давясь своей свободой,
Клюв прочищая, падая, крича…

На город падает стремительно рассвет,
и лист, как тот больной, посередине,
с прожилкой красной, бьется на окне,
запутавшись в осенней паутине.

Мне некого сегодня повстречать —
оконных рам натянутые луки
да стрелы веток – ветер рвет из луки
и продолжает остывать.

О, хоть бы девушка живая,

пространство

газетный лист несется, как разносчик…
на контуры наложена печать.

Поэзия пишется так —
Ты видишь таинственный знак,
Ты чувствуешь пенье в груди,
Замри и чуть-чуть подожди!
И, может, из разных слов
Составится чудный текст.
И, может, из разных слов
Составится чудный текст.

Ни читать, ни писать,
Одинокое «гу-гу» тачать
В полуночном глазу, как слезу.
Ни писать, ни читать про грозу
Или слово в начале
Ума от ушедшего мая.
Я и вправду не знаю!
Я и вправду на ложь навираю,
А правду – на лошадь – ив лес!
Лес… Какая-то бездна в обрез от небес!

Как палит! Дым столбом!
Дом сегодня стоял надо лбом
Горсоветом, притиркой, протянутой словно
сквозняк одиночкой.
Я родился когда-то комочком
Из папино-маминой слизи
И стал между небом с тех пор, как багор,
Стал комочком у горла
…….

И октавой я стал, солитоном,
Вратарем очень нежных созвучий,
Влюбленным в травучий, мяучий… измучил!
И нянчились до-о-лго со мной
Три сестры окуджавкино-чехово шавких.
Я родился на травке,
Как мама моя, под кустом, я, наверное, сном
очарован
Из кустов, вечеров и любовь.

Так и жил, не тужил,
Я с подзорной трубою дружил,
Все на девочек пялился, как
Они вечером в светлые окна снимали чулок,
Лифчик тоже снимали
И вешали все на зубок.
Было видно в окно мне —
На брови садились и пели.