Сергей Киреев - Леонид Заманский - человек без страха

И даже новых газовых турбин.

Бери что хошь – тут явно мир загробный,

Всё списано к чертям давным-давно.

И я сказал: «Да как-то неудобно,

Пусть даже всё бесхозное оно».

Но знатный комбайнёр Витёк Семёнов

Нас попросил напрасно не дурить:

«Я вам набор продольных лонжеронов

Могу на память лично подарить».

…Как старый слон, задумчивый и сонный,

В кустах саванны спрятавший башку,

Свеклоуборщик собственной персоной

Лежит в чертополохе на боку.

И не сказать, что скопище уродов,

Но всё же инвалиды, рвань и голь,

Комбайны для уборки корнеплодов

Покрыты мхом, раздолбанные в ноль.

Читатель, ты прости, я с ритма сбился,

Размер главы немного потерял,

В меня сюрреализм когтями впился,

Мозги мои на части разодрал.

Мне не снискать художественных лавров,

Как портретист, зачах я на корню,

Но этих вот железных динозавров

Я в памяти, в душе своей храню.

Нет, тут не просто сюр – обычный, скромный,

Как на картине, где ни то, ни сё,

А весь такой расширенный, огромный,

Он даже высший смысл в себе несёт –

Что было всё и никуда не сплыло,

Лежит себе спокойно на земле –

Серьёзная такая дремлет сила,

А мы вокруг галдим навеселе.

У Кольки в сумке звякали бутылки,

Он хоть морально вроде и воскрес,

Но сфоткаться на фоне молотилки

Не смог, поскольку всё же был не трезв.

А вот Васёк, подумав о сюрпризе

(Имея также цель его обмыть),

Нам подарил четырёхтактный дизель,

Спросив, чего ещё нам подарить.

-14-

Время ехать. Пора расставаться.

Уважуха и буря оваций

Им, нормальным весёлым парням,

Что напитками нас пропитали,

Что машины из грязи достали

И скучать ещё будут по нам.

И спросил у них Лёня, прощаясь:

«Я, ей-Богу, ребята, отчаюсь,

Если сам для себя не пойму –

Почему она вся развалилась,

Эта техника, что с ней случилось,

Что она не нужна никому?»

И ребята сказали: «Когда-то

Был колхоз наш большим и богатым,

Нам запчасти свозили в ремонт.

СССР пока есть. Нет колхоза.

В день по литру – рабочая доза,

Это видимый наш горизонт.

Ты, вот, Лёня, в Москве проживаешь.

Ты работать людей заставляешь.

Что ж, ни пуха тебе, ни пера.

А у нас тут простые расчёты:

Ни села, ни людей, ни работы,

Потому и стоят трактора».

Светлело небо в утренней прохладе,

Сходил на нет, кончался звёздный бал.

Димон в Кассиопею шутки ради

Подшипником швырнул, но не попал.

Он нам сказал: «Купите эту свалку!

Здесь даже птицам боязно летать, –

Они от страха скорость и дыхалку

Не в силах тут надолго удержать.

Какой-то, что ли, грач, не то он филин,

Однажды посмотрел, и всё – того!

Вошёл в пике – испуган, обессилен,

И никогда не вышел из него!»

Друзья Димона Лёньку подкололи:

Ты старший, типа, маршал, генерал,

Возьми его хоть как, хоть даром, что ли,

Убитый этот, брошенный металл!

Давай, решай, и – с Богом, поднатужась,

Хоть и учили нас, что нет Его.

Вокруг, пока он жив, железный ужас,

Не будет никогда и ничего.

Ну, что ж, у Лёни принцип: делать дело!

Желательно, со всеми и везде.

Ну вот и здесь душа его запела:

«Кому платить? – спросил их Лёня, – где?

Там вроде бы какая-то контора

Вблизи холма». «Хорош, – ему в ответ, –

Там раньше человек сидел, который

Был всем нам враг. Его там больше нет.

Он по одной всегда и той же схеме

Строчил доносы. Больше не строчит.

Их не читал никто. Другое время.

И он тогда скончался. Суицид».

-15-

Лёня с ходу туда и нагрянул,

Сквозь окошки разбитые глянул:

«Ну и где тут приём платежей?»

Он нормальный пацан, понятийный,

Только всё заросло паутиной

В этом доме из двух этажей.

Зябко. Пусто. Темно. Нету власти.

Лишь крыльцо, словно челюсть из пасти,

Из поломанной стенки торчит.

«Эй! Ау!» Никого. Видно, где-то

Человек тот, глава сельсовета,

На том свете доносы строчит.

«Ладно, что ж, не хотите, не надо, –

Лёня горькую выдал тираду, –

Что и денег тут даже не дашь

Никакому начальнику в лапу,

Это раньше он, может, и хапал,

Но спалился и вышел в тираж!»

Ветер волком голодным виляет

В чистом поле. «Плевать, не влияет

Это всё на житьё и бытьё,

Что веду я – сказал себе Лёня, –

Пусть в атаку, вперёд меня гонит

Развесёлое войско моё».

Ну, войско – это я и друг наш Коля,

И парни, что души не чают в нём,

В Заманском. И пришлось нам поневоле

Грузить потом в машины этот лом –