Сергей Киреев - Возле Чистых прудов

Я уродуюсь за жалкие коврижки,
Я в песке, в цементе по уши увяз.
Я, как проклятый, пашу без передышки.
Мне дают четыре доллара за час!

А жара вокруг, ну просто адский пламень!
Я вообще не понимаю ни черта,
У меня в башке туман, на сердце камень,
Скрип в коленях и в суставах ломота!

Я ворочаюсь во сне, вздыхаю тяжко,
Вижу проводы свои в аэропорт, —
Слева Нюшка под рукою, справа Машка,
Сыт и пьян я, весь в помаде, весел, горд!

А на этих авеню экстаз не в моде.
Я искры ́ в глазах ни разу не нашел!
И вокруг меня, холодный, ходит, бродит
Абсолютно безучастный женский пол!

Я мигнул одной: «Эй, ты, пойдем по пиву!»
А она возьми да крикни: «Караул!»
И башкой трясет, и рвет руками гриву,
Будто я в бараний рог ее согнул!

И всю ночь за мной – мигалки и сирены!
Я в озерах трепыхался, как карась,
От прожектора нырял, как от рентгена.
«Руки в гору, – мне кричали, – сука, мразь!»

Им про то, что я – великий, нету дела.
Мне ишачить и держаться на плаву
Хуже хрена с горькой редькой надоело!
Я билет беру на Родину, в Москву!

Вот и встреча – Машка с Нюшкой всему свету
За меня готовы глотку перегрызть.
За столом сижу с бокалом, с сигаретой,
Весь в помаде, сытый, пьяный, обогретый,
Перспективный молодой специалист!

Из отчего дома – со страху
Остаться, в чем мать родила,
Она на панель, как на плаху,
Стуча каблуками, пошла.

В Москву, как из темного леса,
Явилась тайком, налегке.
Ее называли принцессой
Ребята в родном городке…

По нервам скребет, как пилою,
Шальная трамвайная трель.
Понурая, как с перепою,
Принцесса идет на панель.

Ах, как она раньше летела
Во всю свою юную прыть
На танцы, на бал, и хотела
Красивые туфли носить.

Из термоса чай среди ночи
На точке хлебает она.
Девчонки, вон, рядом хохочут,
И тем, видит Бог, до хрена —

Как Светку вчера два баклана
Мурлом окунали в бокал,
Как пьяный дурак из нагана
В упор ни в кого не попал!

Да, вот оно – сердце Отчизны,
Безумных ночей круговерть.
А дома веселья и жизни
Ни грамма, одна только смерть.

А здесь даже самые звери
С тобой производят расчет.
Москва, хоть слезам и не верит,
А денег на туфли дает.

И паспорт при ней, и причина
От радости прыгать и петь.
С полтинника ей половина,
Со стольника – больше, чем треть.

…Подружек ряды поредели
Под скрежет железных зубов.
Принцесса стоит на панели,
Родной вспоминает Тамбов.

Там муж ее, знатный ворюга,
Чего-то крутил и вертел.
И выла за окнами вьюга,
И он был азартен и смел.

Он пил по утрам, он питался
Шампанским, пока был живой,
И розами вечно кидался,
И гордо мотал головой.

Свежи были чертовы розы,
И он был не страшен, не стар.
«От пьянки подох, от цирроза», —
Ей в морге сказал санитар.

Он был у начальства в почете.
И, лясы точа от балды,
Коллеги, друзья по работе
У гроба сомкнули ряды.

А после, скорбя из-под палки,
В прохладу его и уют
В казенном свезли катафалке
И дали прощальный салют!

…Машины проносятся мимо.
На точке – антракт, перекур.
И город, как клоун без грима,
Уныл на рассвете и хмур.

И опер, смотрящий за точкой,
Придурок, скотина и жмот,
Хлебнув из горла ́ в одиночку,
С собой ее даром берет.

Он взял ее, слабый и хилый,
И, в угол забросив сапог,
Лежит – крокодил крокодилом,
Таращит шары в потолок.

Он зелье заморское курит,
Лицо – как из синего льда.
Она его грохнет, в натуре,
Вот только не знает, когда.

Лихое срывается слово,
Как дверь со скрипучих петель,
С обкусанных губ. Завтра снова
Вставать и идти на панель.

И, как по волнам каравелла,
Она, чуть качаясь, плывет.
Клиенты ее королевой
Зовут и берут в оборот.

И старый пенек с «Мерседесом»,
И юный заморыш в пенсне,
И опер, ходок по принцессам,
Ее вспоминают во сне.

…Тверская огни зажигает.
Сержант у ларьков, как паук,
В засаде застыл, и гуляют
Влюбленные пары вокруг.