1846
Есть цветок… его на лире
Вечно славить я готов.
Есть цветок… он в грустном мире
Краше всех других цветов.
То цветок не однолетний:
Всё милее, всё приветней
Он растет из году в год
И, дивя собой природу,
По семнадцатому году
Полной прелестью цветет.
Он подъемлется так статно,
Шейка тонкая бела,
А головка ароматна,
И кудрява, и мила.
Он витает в свете горнем,
И, пленительно живой,
Он не связан грязным корнем
С нашей бедною землей.
Не на стебле при дорожках
Неподвижно одинок –
Нет, – на двух летучих ножках
Вьется резвый тот цветок.
От невзгод зимы упрямой
Жизнь его охранена
За двойной ревнивой рамой
Светозарного окна, –
И, беспечный, он не слышит
Бурь, свистящих в хладной мгле:
Он в светлице негой дышит,
Рдеет в комнатном тепле.
Непонятное растенье!
Нежен, хрупок каждый сгиб:
Лишь одно прикосновенье –
И прелестный цвет погиб!
Увлекая наши взоры,
Слабый, ищет он опоры,
Но страшитесь! Он порой,
Томный, розово-лилейный,
Дышит силой чародейной,
Колдовством и ворожбой.
Полный прелести, он разом
Сердце ядом напоит,
Отуманит бедный разум,
Обольстит и улетит!
1848
Когда ты так мило лепечешь «люблю»,
Волшебное слово я жадно ловлю;
Оно мне так ново, и странно, и чудно;
Не верить мне страшно, а верить мне трудно.
На праздное сердце певца твоего,
Быть может, ты кинула взгляд сожаленья
И, видя в нем глушь, нищету, запустенье,
Размыслила: «Дай я заполню его!
Он мил быть не может, но тихо, бесстрастно
Я буду ласкать его сирый порыв;
Не боле, чем прежде, я буду несчастна,
А он – он, быть может, мной будет счастлив!»
И с ангельским, кротким, небесным приветом
Ко мне обратился твой дружеский взор,
И в сердце моем, благодатно согретом,
Мечты и надежды воскресли с тех пор.
1848
Есть два альбома. Пред толпою
Всегда один из них открыт,
И всяк обычною тропою
Туда ползет, идет, летит.
Толпа несет туда девице –
Альбома светлого царице –
Желаний нежные цветы
И лести розовой водицей
Кропит альбомные листы.
Там есть мечты, стихи, напевы
И всякий вздор… Но есть другой
Альбом у девы молодой, –
Альбом тот – сердце юной девы.
Сперва он весь как небо чист,
Вы в нем ни строчки не найдете,
Не тронут ни единый лист
В его багряном переплете.
Он – тайна вечная для нас,
Толпа сей книжки не коснется, –
Для одного лишь в некий час
Она украдкой развернется, –
И счастлив тот, кто вензель свой,
Угодный ангелу-девице,
Нарежет огненной чертой
На первой розовой странице!
Между 1842 и 1850
Перед нею умиленьем
Свято теплилась душа,
И, проникнут упоеньем,
Я шептал с благоговеньем:
«Боже мой! Как хороша!»
Но чрез миг, пред милым ликом
Страстным пламенем дыша,
Задрожав в восторге диком,
Пал я ниц с безумным криком:
«Черт возьми! Как хороша!»
Между 1842 и 1850
Комната в гостиницена дороге из Парижа в Рюэль, где находится загородный дом кардинала-министра. Вкаминеразведен огонь. Пожилой человек сидит у камина и просушивает измокшую свою одежду. Это – Гоше, незначительный парижский ремесленник из улицы Сен-Дени. От времени до времени видны проблески молнии и слышны раскаты грома.
Гоше (один)
Какая буря! Черт возьми!
Досадно! Вот и остановка!
Вот так-то с бедными людьми
Всегда бывает, – всё неловко,
Всё не под стать, везде беда.
Сам бог немилостив к ним – да!
Где нужно вёдро – шлет им бурю.
Знать, не для бедных создан свет!
Молния и гром.
Ишь как блестит, гремит! Да нет!
Уж я глаза себе зажмурю
И уши наглухо заткну,
А до Рюэля донырну,
Хоть в море обратись дорога!
Чай, мул мой отдохнул немного
Теперь в конюшне – свежих сил
Себе подбавил. В самом деле,
К чему ж заране я уныл?
Ведь к сроку буду ж я в Рюэле!
Входит проезжий в мокрой одежде.
Незнакомец (не видя Гоше)
Э! Время терпит. Отдохну
В гостинице.
(Подойдя к камину и увидя Гоше.)
Ах, извините!
Я думал: к один здесь…
Гоше
Ну!
Так что ж такое? – Стул берите,
И сядем вместе у огня.
Ведь вы проезжий здесь, я – тоже,
Вы не помеха для меня.
Притом я тотчас еду…
Незнакомец
Боже!
В такую бурю?
(В сторону.)
Как он мил,
И прост, и вежлив в обращенье!
Читать дальше