Array Антология: Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Может быть, Михаил Кузмин, который одно время «только и бредил D’Annunzio» и надолго оставался наполненным «старой любовью к этому пламенному мастеру» [27] Кузмин М. А. Дневник 1905–1907 / Пред., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб., 2000. С. 272, 387. , взял свой «венецианский треугольник» – обезьяна – Нинетта – баута – из отмеченного шекспировским именем пассажа итальянского властителя дум:

– Взгляните-ка, – сказала она, указывая Стелио на балкон дворца Дездемоны. – Вот красавица Нинетта слушает серенаду в обществе своей обезьянки и пуделя.

– А! Красавица Нинетта! – вскричал Стелио, взглянув на смеющийся балкон, и, далеко отбросив свои мрачные мысли, любезно раскланялся с миниатюрной женщиной, слушавшей серенаду при свете двух серебряных канделябров, увешанных гирляндами роз. – А я ее еще не видел с тех пор. Вот самое трогательное и грациозное животное. <���…> Широкая гондола, вся увешанная разноцветными фонариками и переполненная музыкантами, причалила к подножию дворца Дездемоны. Тихо неслась старинная песенка о преходящей молодости и мимолетной красоте по направлению к маленькой женщине, слушавшей серенаду с детски невинной улыбкой на лице, в обществе своей обезьянки и пуделя, похожая на эстамп Пиетро Лонги [28] Д’Аннунцио Г. Собрание сочинений: В 2 т. Т. 1. С. 258. .

Среди насадителей венецианской блажи в начале прошлого века [29] См. об этом явлении европейской культуры: Sophie Basch. Paris-Venise, 1887–1932: La «folie vénitienne» dans le roman français de Paul Bourget a Maurice Dekobra. Paris, 2000; сам мем «венецианское безумие» введен Жюлем Берто в 1910 году и, возможно, отразился в названии пьесы Михаила Кузмина «Венецианские безумцы». нельзя пропустить Анри де Ренье, который помянут в импровизации на венецианские темы Всеволодом Рождественским. Он привил к дереву венецианской традиции миф о лабиринте [30] Разумеется, само это слово приходит на ум едва ли не каждому посетителю «жемчужины Адриатики»: «Прежде всего поражает она своим планом или расположением, которому, без сомнения, нет подобного в мире. Это водяной лабиринт или лучше морской шахмат, пересекаемый четырьмя стами каналов…» (Глаголев А. Записки русского путешественника, с 1823 по 1827 год. Ч. 3: Женева. Савоия, Верхняя Италия. СПб., 1837. С. 293). В европейской поэзии надо назвать в первую очередь венецианские сонеты Августа фон Платена (небезразличные из русских поэтов, видимо, для Кузмина, Потемкина, Цветаевой) о лабиринте мостов и улиц (Dies Labyrinth von Brücken und von Gassen). О том, как на мифологии лабиринта построены романы о Венеции конца XX века, см.: George B. von der Lippe, Death in Venice in Literature and Film: Six Twentieth-Century Versions // Mosaic. Vol. 32. 1999. № 1. March. P. 35–54. , описывая один из венецианских страхов —

оказаться снова на прежнем месте, как это слишком часто случается среди улиц и каналов Венеции, извилины которых в конце концов приводят нас, помимо нашего желания, на то же самое место, откуда мы вышли, так что в итоге круженья по ним кажется, что встречаешься с самим собою [31] Ренье А., де. Краткая жизнь Бальтазара Альдрамина, венецианца / Пер. Вс. Рождественского и А. Смирнова // Собр. соч.: В 17 [19] т. Т. 3. Л., 1925. С. 155. .

Полная ночных страхов Венеция от одного все-таки страха пишущих освобождает – от достославного и вездесущего страха влияния. Мириады восклицаний и вздохов самим своим количеством обесценивают упрек в заимствовании. Стивен Спендер наставлял:

Венеция – это не просто Венеция. Больше, чем любой другой город прошлого, кроме, возможно, пламенной Византии поздней поэзии Йейтса, она была преображена воображением художников: живописцев, поэтов, прозаиков. Но, в отличие от Византии, выродившейся в современный Стамбул, она остается во многом такой же, какой была на высоте своих величайших достижений во времена Ренессанса. Мы можем поставить Венецию больших итальянских художников и тернеровского уникального мировидения рядом с ныне живущей Венецией и сравнить обеих. Или на нас так влияет видение гениев, что мы не можем видеть реальное место перед собой своими глазами? <���…> Уже довольно рано, в 1882 г., Генри Джеймс заметил, что наиболее очевидная вещь, которую следует сказать о Венеции, это то, что ничего не осталось из того, что надо сказать [32] Venice. With 182 photographs in full colour by Fulvio Roiter. Introduction by Stephen Spender. London, 1979. P. 7. .

Американская писательница Мэри Маккарти, предостерегая от мудрствования, выворачивания, парадоксов, попыток разойтись с общим мнением на этой территории и акватории, отрезала: