Но это не касается обид.
Твой совершенный запах тела,
Как и наивный от природы стыд,
В меня впивался, восходя по нерву.
Мы были неприкаянно добры
К любым прикосновеньям наших взглядов.
Как были мы безудержно чисты
В растрате чувств под крики водопада!
Покинутая мною по судьбе,
В моем – уже чужом! – окне нет света.
17 лет, отторгнутых тебе,
Дарю взамен прощального букета.
«За все плачу! Расплачиваюсь кожей…»
За все плачу! Расплачиваюсь кожей,
Когда по телу дрожь – а ты трезва.
Как мы с тобою в счастье не похожи!
В несчастье – тоже. Ты была права!
Как больно уходить! Вот так – наотмашь,
Ударив, по растерзанным словам,
Ты потопила маленький наш остров
И к будничным уплыла берегам.
А как хотелось быть распятым на вершине
Твоих не пробужденных чувств нагих!
Люблю! К чему искать первопричины
Обидных слов: не верю? Ветер стих…
«Дожди идут, остервенело…»
Дожди идут, остервенело,
Уже который день подряд.
А я болею, я болею,
Когда с деревьев листопад.
Мне в осень почему-то больно:
Какая-то утрата в ней,
И тянется нутро невольно
В мир необузданных страстей!
То был не Григ —
Лишь тихий крик
Как песнь Сольвейг
В последний миг.
Он не ушёл —
Исчез, пропал.
Как долго он тебя искал!
А ты в ответ была горда,
Красива, страстна – для себя!
А для него?
Он лишь предмет,
Который есть, а завтра – нет.
И так всегда.
Он не просил…
А жаль: он так тебя любил!
Умер Андрей Вознесенский.
Ушел. Аминь!
Где плачь рабынь?
Рабынь его таланта.
Березы поглотил камин —
Те, что росли сквозь тротуары.
Поэту нет страшнее кары,
Как умирать в тисках простынь!
Пришли проститься пару сотен —
Уже состарившийся люд,
И каждый с мыслью: мой прелюд?
И: тишины… чтоб тень от сосен
Перемещалась словно шалость.
О, боже мой, какая жалость!
Ты этой жаждал тишины?
«Она смотрела на распятье…»
Она смотрела на распятье
И мало верила в Христа,
Её коротенькое платье
Паству коробило слегка.
Мир изменился. У причала
Уже не встретишь прежних слёз,
Где стайка девочек встречала
Мечту осуществлённых грёз.
Проходит жизнь. И все начала
Уже родятся для других.
И отражённый блеск кристалла
Украсит губы молодых…
Мы умираем по частям…
Услышал – умерла, и замер:
Ушла из жизни Донна Саммер,
Потворщица моим страстям.
Ушла в мираж Уитни Хьюстон —
И сердце отозвалось хрустом.
Как голос был ее неистов!
Случайна жизнь и смерть артиста.
«Гетерой – девственницей ты в окне явилась…»
Гетерой – девственницей ты в окне явилась,
И чуть поодаль, рядом с головой,
Луна округлая изгибы осветила
Девичьих форм, отброшенных тобой;
Отброшенных не тенью – а внезапным
Порывом запаха от тела и волос.
И потянуло страхом непонятным,
Где страх ночной чарующе непрост.
Как я давно уже совсем не молод!
Но разве в красоте бывает стыд?
А ты не искушенье – только повод
Чуть приукрасить мой протяжный быт.
И это все. Уже не достучаться
До вспышек ревности, угроз, страстей, обид.
Не пропустить бы миг, когда пора прощаться,
И бесполезен стон бессмысленных молитв!
«Не привноси в судьбу молитв …»
Не привноси в судьбу молитв —
Уже давно исчезли боги,
Я не буддист и не шиит,
И не поклонник астрологий.
Из древности хочу одно:
Дыханье молодой армянки
И обнаженное плечо,
И гордый взгляд патрицианки.
Но молодости не прошу —
Всегда безумно возвращенье!
На показную мишуру
Похожим будет воскрешенье.
Я есть таков, каков я есть,
Все годы прожиты блестяще,
А груда лет – немая месть
За уклоненье от несчастий!
«Печальный образ двух скрещенных рук…»
Печальный образ двух скрещенных рук,
Вкрапленных в черный мрамор барельефом,
Вобрал в себя всю тяжесть прежних мук…
Нарекаци, ты стал моим поэтом!
Я тот из тех, к которым ты взывал
И обращал божественное слово;
Я тот из тех, кто так и не признал
Ошибок прошлого, и совершал их снова.
Читать дальше