Но тем не менее дедушка, как и все севастопольцы, выбивал в скале убежища от бомб и снарядов. Дедушка, бывший моряк еще царского флота, был крепкого телосложения и размахивал киркой и ломом так, словно выступал в цирке. Через месяц после нашего приезда убежище было готово, в котором мы прятались вместе с собачкой по имени Букет. Этот небольшой, но шустрый белого цвета песик различал на слух подлетающие немецкие самолеты и первым забирался в убежище. Гул моторов у немецких самолетов был прерывисто-надрывистым в отличие от ровного гудения моторов наших самолетов, которых в Севастополе было слишком мало. Мы видели ночью длинные светящиеся цепочки летящих к самолетам снарядов наших зениток, но свист летящих бомб заглушал все, и казалось, что каждая бомба летит именно на тебя, отчего какая-то неведомая сила вжимала голову в плечи и разжимала ее после взрыва. Эти бомбежки остались в моем сознании на всю жизнь, вызывая страшные сны по ночам.
Но война шла своим чередом, а наше существование – своим, на страхе и желании отомстить проклятому врагу. Поэтому, когда на улицах появились объявления о сборе металлолома, то пацаны откликнулись в числе первых. На улицах появились фанерные кабинки, в которых были весы, и солидные женщины, принимая металлолом, тут же выписывали квитанцию и вместо денег отвешивали пацану сто граммов конфет-«подушечек». Правда, за представленные латунные гильзы от зенитных снарядов «плата» была почти вдвое больше, что побуждало пацанов появляться у зениток сразу же после отбоя воздушного нападения. Более старшие ребята приносили и погасшие в бочках с водой зажигательные бомбы, которые у приемщиков тоже вызывали хороший спрос. Почти все зенитные расчеты в Севастополе составляли девушки. Эти бело-русые косички, выглядывающие из-под касок, короткие юбки, уже потертые гимнастерки и кирзовые сапоги не мешали веселым зенитчицам посмеиваться над «вояками», собирающими металлолом, но командование всячески поощряло нашу работу, говоря, что все это нужно ради победы над врагом. Нередко бывали и кровавые встречи с погибшими от бомб жителями города, чьи трупы, а иногда и отдельные части тел собирали специальные команды для коллективного захоронения.
Однажды и мне досталось, когда мы с бабушкой пошли на соседнюю улицу, где раздавали жителям керосин – главное топливо для приготовления пищи. Высоко кружащая над городом немецкая «Рама», как называли в народе двухфюзеляжного немецкого воздушного разведчика, вдруг резко пошла вниз и ударила из пулемета по очереди стоявших бабушек за керосином. Мне повезло. Крупнокалиберные пули прошлись по бордюру невысокой стеночки, и отлетевшие куски камня шарахнули по моей правой ноге, сорвав кожу у самой щиколотки, но стоявший рядом санитарный пост быстро обработал мою рану, которая обозначила шрам на ноге на всю мою жизнь. Санитары тут же выносили из очереди убитых и раненых старушек, Люди проклинали этого фашиста, грозили кулаками, плакали, но фашист улетел, покачивая крыльями. Я пишу это, но слезы душат меня, когда вспоминаю об этом случае.
Бывало и такое, когда на макушках деревьев после очередной бомбежки висели гирляндами человеческие внутренности, валялись головы, ноги, руки, и люди проходили рядом, закрывая глаза и ежась от страха. Но руководство города и флота знало об этих ужасах войны и распорядилось всех детей от семи лет и старше вывезти из города в поселок Золотая Балка, которую немец не бомбил, где мы жили до эвакуации. Жили мы в сараях и коровниках, но канонада бомбежек доносилась и сюда.
Как-то приехал отец и забрал меня с собой, сказав, что надо готовиться к эвакуации. Нас с матерью вызвали в штаб разведотдела для оформления каких-то бумаг. Лялю, которую родила мать, и брата с тетей Шурой и Лариской оставили дома, а сами поехали на трамвае в центр города. Мама получила документы, и мы вышли на улицу Ленина. И вдруг увидели толпу, которая, как пчелы, кружила над небольшой группой каких-то людей в военной одежде нежно-голубого цвета, медленно идущих по тротуару в окружении наших матросов-автоматчиков. Они шли с высоко задранными головами и не смотрели вниз, словно шли на параде победителей. В идущей рядом толпе было слышно: «Немецких летчиков ведут!» Ишь, сволочи, идут как на параде победителей. Мальчишки кидали камни в этих отморозков, попадали в лицо, но те не обращали на это никакого внимания, будто ничего не видели и не чувствовали.
– Ничего! Мы еще дадим вам, подлые суки! – а потом и матом покрыл их один из матросов, ударяя отставшего немца прикладом автомата в спину, но тот даже не повернул голову, только прибавил шаг.
Читать дальше