Ярослав Смеляков - Работа и любовь

Три добрых гостинца
несет он дамой:
пустую суму
за горбатой спиной.

Дырявый зипун
на костлявых плечах
да лютую злобу
в голодных очах.

И в горницу средний
за старшим шагнул,
его в три погибели
мельник согнул.

Ему уже больше
не жать, не пахать —
на печке лежать
да с надсадой дышать.

Под ветхою крышей
тоскует семья.
Молчит Никанор,
и молчат сыновья.

А сына последнего
в Питер на суд
на тройке казенной
жандармы везут.

В КОМСОМОЛЬСКОМ ОБЩЕЖИТИИ

До утра в общежитиях
нашей страны
между койками ходят
волшебные сны.

Снится аэроклубнику
месяц подряд
на украшенном поле
ракетный снаряд.

Он в небесном скафандре
за пультом следит.
В черном небе ракета
бесшумно летит.

И несет, развивая
полет на ходу,
между чуждых созвездий
родную звезду.

А старик Циолковский,
забыв обо всем,
машет быстрому пятнышку
белым платком.

А тому пареньку,
что лежит у окна,
снятся дальние выстрелы,
снится война.

Не такая война,
чтобы жечь и пытать,
не такая, чтоб нивы
чужие топтать.

А такая война,
чтобы нивы друзей
не топтали подошвы
незваных гостей.

Звезды желтые Азии
в небе горят.
У костров бивуачных
китайцы сидят.

Он всю ночь между ними,
он руки им жмет,
он китайские песни
сегодня поет.

Он привез
патриотам Китая пакет:
стариковский поклон,
комсомольский привет.

И Чжу Дэ на прощанье
от сердца всего
поцелуем солдата
целует его.

Над полями колхозными
солнце встает.

С головою в пшеницу
ушел полевод.
Он ее отбирал,
он ее высевал,
две зимы и три лета
над ней колдовал.

Каждый стебель
делянки твоей, полевод,
по двенадцать колосьев,
как грузчик, несет.

Каждый колос
пшеницы твоей, агроном,
словно соты, наполнен
медовым зерном.

Жнейка машет руками,
стучат жернова.
Телеграмму тебе
отправляет Москва.

И Мичурин на эти
счастливые сны
с неподвижной улыбкой
глядит со стены.

Возле братской могилы
над прахом советских солдат,
словно тихие сестры,
березы и ели стоят.

И безвестная жница,
оставив другие дела,
первый сноп урожая
печально сюда принесла.

И шахтерскую лампу
на вечный могильный бугор,
возвращаясь со смены,
безвестный поставил шахтер.

И несмело, негромко
меж темных вечерних ветвей
то засвищет, то смолкнет,
то снова начнет соловей.

К этой славной могиле,
неспешно идя от села,
Михаила и Машу
тропинка сама привела.

И почудилось им,
что глаза погребенных солдат
сквозь могильную землю
в глаза комсомольцев глядят.

Что с великой заботой,
как в зеркало будущих дней,
смотрит прошлое наше
в глаза молодежи своей.

…Мы стояли в запасе,
а когда вы упали в цветы,
взяли ваши винтовки
и стали на ваши посты.

Мы вернулись домой,
не одни истоптав сапоги,
взяли молоты ваши
и стали за ваши плуги.

Все традиции ваши
мы бережно в сердце храним,
допоем ваши песни
и ваши дела завершим.

Не сегодня, так завтра
пятилетнего плана путем
мы в сады коммунизма,
в сады коммунизма войдем.

И хотим, чтоб в то утро
со всех параллелей земли
все товарищи наши
в страну коммунизма пришли.

Чтоб пришли наши деды
на празднество красных знамен
из подпольных собраний,
из песен далеких времен.

Чтобы в кожаных куртках
пришли комиссары страны
из архивов Истпарта,
из приказов гражданской войны.

Чтобы встали, услышав,
как зорю горнист протрубил,
наши мертвые братья
из воинских честных могил.

В полевые бинокли
видали, видали они
за огнями сражений
городов коммунизма огни.

Над могилами их
повторяла, прощаясь, страна:
«Ваше дело живет,
Вечно ваши живут имена».

Подымайся, селькор,
и на Красную площадь иди
со своею тетрадкой,
с кулацкою пулей в груди.