…Жаль, ничего не удалось сохранить из написанного в то время. Увы, не аккуратно отнёсся к первым попыткам приобщения к творчеству.
Лицом к поэзии меня повернул брат Володя, который в девятом классе стал писать стихи, к тому же очень неплохие. Я радовался за него и, конечно, попробовал тоже что-нибудь написать в рифму. К моему удивлению ничего путного у меня не получилось. Я был раздосадован, не думал раньше, что чрезвычайно сложное дело – писать стихи. Опять к ним вернулся. И раз, и два, и три, и десять – ничего хорошего. Неудачи, однако, не убили интерес к поэзии, лишь раззадорили меня. Вспомнил мамину поговорку: «Не боги горшки обжигают». «Что же? – спрашивал я себя, – неужели я настолько туп, что не могу сделать то, что качественно умеют делать другие?!»
Идея стать поэтом крепла; стал много читать поэтических сборников, особенно, Есенина и Твардовского.
А тут наступила магнитофонная эра. С катушек полились песни бардов, сотни раз переписанные друг у друга; тексты их плохо прослушивались. Сосед Шурка Смелов, без памяти влюбившийся в творчество Высоцкого, зная, что я люблю литературу, попросил: «Досочини то, что невозможно разобрать на плёнке. Очень уж хочется полностью спеть любимого барда». Я решительно взялся за это дело, пару дней не отрывал голову от черновиков. В результате, Шурка, а также брат Володя одобрили мои вставки – дополнения, и с удовольствием пели их под гитару.
Я ходил счастливый! Продолжал и дальше заниматься поэзией. Понемногу дело пошло на лад. Когда оканчивал среднюю школу, на экзамене написал два варианта сочинения. Первый – прозой, второй – в стихах. Учителя были в шоке! Такого на их веку ещё не случалось.
Но вообще они относились ко мне, прохладно, даже настороженно, кое-кто их них считал, что в будущем меня ждёт тюрьма. Нет, я не хулиганил, не дрался, не воровал. За решётку, якобы, сяду по причине глубокого интереса к творчеству Владимира Высоцкого, которого они считали опальным зэком.
В августовскую ночь 1970 года, вместо того, чтобы усиленно готовиться к экзамену по литературе при поступлении в Хабаровский институт культуры на режиссёрско-театральное отделение я вдруг принялся… сочинять стихи. Вдохновение, видите ли, нашло! Ни на минуту глаз не сомкнул. Написал к утру небольшую поэму (!) об истории Советского Союза. Усталый, не выспавшийся, находясь под впечатлением только что законченного личного труда, а не голой зубрёжки, я отправился в институт. Экзамен, однако, сдал на «отлично».
Долго в тот день не решался я заглянуть в тетрадку с «ночной поэмой», боясь испортить себе праздничное настроение. А когда заглянул, приятно удивился: в них была немало удачных, сильных строк! Наконец стало получаться то, к чему упорно стремился несколько лет.
Однако до настоящей поэзии мне было ещё далеко. Тогда я понятия не имел, какой тяжкий путь предстояло пройти, чтобы поэтическое слово прозвенело свежо и увлекательно. Не подозревал, какие унижения со стороны литературных начальников и коллег придётся испытать, не сломаться, выдержать. Хотя… Наверное, если бы даже знал и то, и другое, всё равно не отказался бы от своей мечты, тогда поглотившей меня целиком.
Впрочем, кроме шишек и невзгод, занятие поэзией подарило мне множество радостных минут и встреч. Был большой концертный зал Амурской областной филармонии, где в течение десяти лет я проводил свои авторские концерты. Выступал на площадях городов и сёл Приамурья.
Однажды пел для моряков атомной подводной лодки во Владивостоке. Отсеки у них тесные, потолки низкие. Спешил к зрителям и не успел пригнуться – разбил голову. Судовой врач лоб забинтовал, но кровь всё равно просачивалась и капала прямо на гриф гитары во время концерта. Моряки успокаивали: «Не волнуйтесь, товарищ музыкант! Мы все тут с непривычки головы разбивали». Их сочувствие, правда, мало успокаивало меня…
Много разных интересных случаев было в моей концертной жизни. Например, проводя концерт в одном из Домов культуры на БАМовской трассе, я понял, что гитара расстроилась. Остановил выступление и сказал зрителям: «Извините! Сейчас подстрою гитару». А тут из зала – мужской голос: «Четвёртая струна!» Проверил – точно, четвёртая врёт! Поблагодарил зрителя за его отличный музыкальный слух и продолжил выступать!
Нравилось работать на пограничных заставах. «Погранцы», как правило, слушали очень внимательно. После концерта обступали меня, забрасывали вопросами, просили автографы. Я дарил им кассеты со своими записями – они охотно брали, я радовался тому, что моё творчество востребовано.
Читать дальше