Влад Наум - Доколе декольте

Небо – самая, самая..,
Из возможных стихий!
Без приклеенных санов я
Отдаю ей стихи.

И взбираясь по россыпям
В самую глубину,
Щедро небу и досыта
Я себя отдаю.

Надиктовал метафорично
Свою обычность;
Придал возвышенной ей краски,
Как тот Веласкес;
Добавил нот от моды писка,
На звуке низком.
Осталось лишь весь этот фуфел
Загнать в сабвуфер.

Что бы я не писал, будут скомканы строчки;
Хоть в письме по-другому «расставлены точки».
На секунду прикинешься баскетболистом,
А на новом листе окончательно чисто.
Я в корзине, на дне; ты с вершины безумства
Нет, не буквы бросаешь – помятые чувства.
Не реестр отложенных дел, не эпитет —
Сгруппирована лирика в скомканном виде.
Может, кто-то разгладит, прочтёт и заплачет —
У него, в своё время, всё было иначе.

Покуда глупость делом хлещет
Как логика – наоборот,
Замысловатый взгляд на вещи
И здравый смысл перешибёт.
Пока берутся ниоткуда
И выливаются в дела
Фантазии, как горб в верблюда,
Разумность будет не права.

Я не пою горбатым оду;
Нет, не об этом речь идёт;
Но глупость ветреного рода
Простительнее, чем расчёт.

«Сколько волка ни корми»,
Всё равно смотрю я в лес —
В человеческой любви
Намечается регресс.
Я отвечу: «Дед Пихто» —
На вопрос.., теряя такт.
Не пеняй себе за то,
Что сложилось как-то так!
Мне рисуется – не суть..,
Кто остался в дураках…
Божий промысел лукав —
Может, встретимся в лесу.

Я пишу стихи в стиле «трэш метал».
Кто-то скажет мне, от него далёкий:
– «За уши притянут» – зачем избрал?
Не найдёшь замену – «протянешь ноги».
И слезу, мол, им прошибить нельзя;
Но отвечу я, в приземлённом плане:
– У меня сосед, трёх знакомых зять,
Прочитав мой стих, был в печёнку ранен.
Так мне и сказал, гватемальский жук,
Сингапурский язь – на язык типун мне,
Что в печёнке я у него сижу,
Сингапурский, нет – гватемальский умник.

На седалищный контур не пялься,
От тебя ускользающий – это
Не любовь, а моторика пальцев,
На исходе двенадцати где-то!

Вечереет. Дама в южном
Городке вопит: «Георгий,
Придержи инстинкт свой дружбы —
Не хватало мне тут оргий!
То, что я в роскошном теле,
Не про вашу честь – Ашота.
Кипарисы, видите ли,
Нашептали ему шота!
Ты других поменьше слушай,
Паче тем существ бездушных;
А не то инстинктом лужи
Окачу инстинкт твой дружбы!»

Ждать от жизни как чуда
Что ни год, то с почином,
Лет минуло уж сто, как
Я в себе устаканил.
Как акула окутан
Сетью мелких морщинок,
Возвращаюсь к истокам —
К детству в тмутаракани.

Невзначай, ненароком,
По привычке красивой,
Хоть и планы наметил
Супер-пупер да мега,
Возвращаюсь к истокам —
Там я черпаю силы.
В том мечтающем шкете
Больше было стратега.

По орбите, по хорде —
Как капризам угодно.
Смерти около (о как!)
Память дыры обрящет.
Вряд ли выдадут орден
За внезапный уход, но..;
Но истошно к истокам
Прибегать мне всё чаще.

Безжалостные пчёлы останутся без жал.
А ведь ещё со школы известен постулат:
Никто с потерей жала конца не избежал.
Поэтому я добрым остаться буду рад.

Катит блик, в окне замявшись,
Апельсиновое солнце;
На тяжелый день сославшись,
Отдыхает на колодцах.
Виды осени истёрты.
Тишина неугомонна.
Словно в дружбу распростертый,
Клюв разинула ворона.
Подиумом луг избравши,
Деревца встряхнули платья.
В ночь сомкнулись днём вчерашним
Распростёртые объятья.

Надоели мне понятия,
Откажусь от них, пожалуй;
Захотелось отсебятины,
Да горячей, с пылу, жару.
Исковеркаю названия,
Раз пошла такая пьянка;
А начну с себя, заранее
Извиняясь в старых рамках.
Стану на слуху израненном
Анатольевичем Вовкой;
И гори всё синим пламенем,
Либо рыжим, как морковка!
Превращу себя в анчоуса,
Раз пошла такая пелядь…
Отсебятинки, под соусом,
Не хотите ли отведать?