Екатерина Вьюгова - Внушительный человек

Смерть ждёт каждого из нас.
Глас твой тенор или бас,
и не важен твой окрас,
ты щекаст или скуласт,
смерть ждёт каждого из нас.

Нет различий – стул иль трон,
слышен колокольный звон,
смерть не кара, смерть – закон.

Слышен колокольный звон.

Сейчас бы заново забыться, опустеть,
не знать, кто я, зачем, не знать и где.
Спокойно глядя внутрь себя одним глазком,
другим обозревать новейший мир,
осознавать, реальность где, а где иллюзий пир,
казаться словно вне и вместе с тем – в серёдке,
быть словно Пустота вовек неистощимым,
для самого себя неуловимым,
за гранью всякого, самим собой творимым.

Покопайся в голове
да закончи на заре,
не копайся день, а ночь,
где не скажешь мысли: «Прочь!»
Скрип зубов раздастся в тьме.
Или это в голове?
Что реальность, а что сон?
Где бунтарь, а где закон?
Мысль вгрызается в чело,
хочется, чтоб всё прошло.
Или здесь же силы жить?
Не спешите хоронить.
Мысль о будущем ушла,
а фантазия пришла.
Где реальность, а где бред?
Что возможно, а что нет?
Ночь темна. Темнее сны.
Хочешь их упрочить ты.
Смело взгляды в них вперишь,
словно в зеркало глядишь.
Сны чудны. Они полны
хаоса и твёрдой тьмы,
боли, злобы и страданья,
самому себе признанья
в мозаичности своей,
в отстраненьи от людей
и уходах вглубь себя,
где все тайны бытия.
Ночь темна. Темнее сны.
Вот они-то мне нужны.

Ты, касаясь своей рукою,
моих скрытых в усталости век,
ты казалась такой смешною,
мне шепча: «Молодой человек,

ведь тебе надо ласки, тепла,
ты не можешь быть вечно хмур,
ты не можешь быть вечно зол,
сквернословен и пошл, и угрюм.

Будь со мною же ласковым, милый,
и, поверь, станет легче тебе,
я тебя никогда не любила,
но не стоит об этом скорбеть,

да и ты бы не стал… Мой хороший, смурной,
на лице твоём смерти печать,
а в глазах – негасимое пламя,
ты окутан святой тишиной,

не даёшь называть себя мягко,
запрещаешь любое «постой»,
на тебя погляжу я украдкой —
ну а вдруг улыбнёшься с собой?

Мне так жаль: никогда нам с тобою
не ступать по граниту и пыли,
но, возможно, когда-нибудь
мы скрестимся у чьей-то могилы».

Иду широким шагом меж переулков вброд,
жую из сыра и колбасок вкусный бутерброд,
смотрю по сторонам, кручу лохматой головой,
эх, кто бы прогулялся сейчас вдоль стен со мной!

Иду широким шагом, смотрю по сторонам
и вижу деву чудную, что с неба пала к нам,
стройней и гибче этих ножек я и не видал,
изгибы их чертил, пожалуй, сам беглец Дедал!

Привычною походкой приблизился я к ней
и стал ей наговаривать про родство теней,
про тихий юный гений такого-то старца
и про её чудесные, манящие глаза.

Я думал, что удачно поймал её в рукав,
но вдруг увидел скуку в чарующих чертах.
Ох, подожди, волшебная, дай тему изменить,
но девушка себя уже велела позабыть.

Куда ты, красна девица, златая голова?
Ну отчего ж не спросишь, как мои дела?
Ну почему не хочешь со мной вина испить,
ведь я готов билет в кино тебе купить!

Иду широким шагом меж переулков вброд,
закончился мой вкусный и сытный бутерброд,
смотрю по сторонам, кручу лохматой головой,
эх, кто бы прогулялся сейчас вдоль стен со мной!

Всё вокруг беспрерывно поёт:
птицы, дороги и лайка,
соседка с приличной для ладоней задницей,
соседка с майкой «Ямайка»,
выпивший беспричинно сосед,
а на самом деле с причиной,
даже мой кактус поёт на окне,
а я сижу мертвечинный.
Зачем я сижу и сижу на диване,
зачем мне, смешному, попытки?
Зачем я тереблю свои раны,
зализываю их по привычке?
Зачем я такой весь: глупый, дурной
и шальной, пошальнее той пули.
Когда-то был старый, теперь молодой,
а, может, и снова старый.
Мне противно вино, мне противна вода,
мне противны чужие рассказы.
Я ползу через дни и через года,
не сдвинувшись с места ни разу.
Когда мне откинуться и от чего
отбросить свои копыта?
Когда станет меньше крепких тревог
и снов моих ядовитых?
Ответов негусто, пустые карманы,
ни слов у меня, ни денег,
ни искр в душе, ни кусочка нирваны,
ни задорных и ярких песен