Елена Ликанова - Ветер уносит слова

Проснулась однажды чудная и сбитая с толку,
Искала себя под кроватью и в кресле-качалке,
А «я» уже мчалась в Париж на разбитой двуколке —
По делу, конечно, – «она» у меня не нахалка.
Я встала с постели и ноги засунула в тапки,
Связала остатки волос в узелок на затылке,
А «я» уже шла на свиданье под фикусом в кадке —
Кому-то в любви признаваться бесстрашно и пылко.
Я в кучку сложили какие-то тряпки и книжки,
И пыль закружилась над ними, как в вихре снежинки,
А «я» на балу закружилась игриво излишне,
И герцогу это чуть было не стоило жизни.
На кухне в кастрюльке болтается супчик вчерашний,
И будет он там и до завтра, возможно, болтаться,
А «я» две косы до земли опустила из башни,
Чтоб мог ко мне рыцарь прекрасный в покои пробраться.
Тщедушная телом плетусь я и слабая духом,
Румяная ликом плыву «я» и гибкая станом,
И мысли крамольные шепчет мне кто-то на ухо,
А «я» отвечаю: «…»,
Но, впрочем, об этом не стану.
Когда я ищу свое отражение в луже,
Меня неизвестность такая пугает и мучит, —
Сама некрасивей себя и сама себя хуже,
Боюсь я увидеть там ту, которая лучше.

Промелькнув в моем окне,
Смелый и отважный,
Ехал на лихом коне
Рыцарь мой бумажный.
И не знал, что под замком,
Здесь, в высокой башне,
Не печалюсь ни о ком,
Рыцарь мой вчерашний.
Он гадал и горько плакал —
Люб или не люб,
И взлетал под облака он,
Как бумажный голубь.
Я метнулась впопыхах
К белоснежной птице,
И сгорел в моих руках
Пламенный мой рыцарь.

Юрию Наумову
Злой идальго дон Педро Анфасман
Покидает холмы Голуаза,
Его лошадь ступает с опаской,
Приседая в хромом реверансе,
Вспоминает дон Педро Анфасман
Свою жизнь и былые проказы,
Как окидывал радостным глазом
Он родные холмы Голуаза,
Натирал первосортною ваксой
Свои голубые подвязки
И смотрел, выходя на террасу,
В небеса непонятной окраски.
Как читал с выраженьем серьёзным
Сам себе очень страшные сказки,
И катились прозрачные слёзы
С небес непонятной окраски.
Но светает, а сон не досказан —
Полуэхо – повтор полуфразы,
И святая земля Голуаза
Исчезает, как маленький казус.

Шурша среди тёмных аллей,
Драконы слетают на крыши, —
Уходит ли день, словно лишний,
Драгуны ль седлают коней?
И кто, свой лелея покой,
Платком, что рукой моей вышит,
Накрыл и деревья и крыши,
Не тронув небес молоко?
Он спал, когда кто-то другой
Сорвал покрывало-туман,
Рассеяв коварный обман,
Что можно уйти далеко.
Он вышел в свой сад из камней
И видел сквозь мутный закат —
Драконы седлают коней,
Драгуны на крышах сидят.

Грифоны пьют время как мёд, —
Мёд из прозрачных сот,
И лишь гренадеры не врут,
Когда говорят, что умрут.
Но грумы вступают в игру,
Как громы рыдает их грудь,
И камень ныряет в волну,
Желая очерчивать круг.
Я плавная, словно юла,
Опутана дней чередой,
Я плаваю – рыба-игла,
В графине с проточной водой.
Я прячусь за грани стекла
И белую водную гладь,
Которую в ступе толкла,
Чтоб беглые взгляды бросать…
А мой неожиданный гость
Сидит под землёю, как крот,
Чтоб мне, наконец, довелось
Испить своё время, как мёд.

Я спляшу, спою, —
Грусть уйму свою,
Мой любезный шут,
Расскажи, прошу:
Зачем ты идёшь по городу,
Что ты несёшь так гордо
И что ты разделишь поровну?
Что же поделать нам с горем?
Мой любезный шут,
Поделись, прошу,
Мне нужнее всех
Твой весёлый смех —
Вот он летит над городом,
Песней звенит над горем
И светит как солнце в холод…
Но шут мой грустит о ком-то…
Поделил он смех
По чуть-чуть на всех,
Ну а мне принёс…
Много горьких слёз.

Он испытатель коварных машин,
Ты – архитектор воздушных замков,
Он думал, что знает тебя, и решил,
Что ты выворачиваешь жизнь наизнанку.
Он тебя не понимает.
Он отправляется в долгое плаванье,
Он возвращается под звуки оваций,
А ты пускаешь бумажные кораблики,
Чтобы постичь основы навигации.
Он тебя не понимает.
Ты поднимаешься на голубятню,
Чтобы узнать – все ли птицы улетели,
Он считает дни, чтобы вычислить пятый,
А у тебя семь пятниц на неделе.
Он тебя не понимает,
Ведь он – испытатель коварных машин,
А ты – архитектор воздушных замков.