Владимир Юстус: Песни о смерти

Но рождаетесь, думал, на той стороне…

Вот откуда пришла к нам в деревню беда! – сверкнув лезвием, угрожающе прорычал Ансгар.

– Пощади сестру, путник, прими дары наши,

Можем сделать мы жизнь твою чуточку краше, – умоляюще произнесла вторая Гарпия, сев на ветку неподалеку.

– Зачем ваши дары? Не нужны они мне,

Я пришел испить крови заблудших в тьме, – еще сильнее надавив тяжелым сапогом на шею женщины-птицы, рассмеялся скандинавский воин вновь.

– Тогда чем лучше нас ты? Вскипел ты от злобы,

Посмотри в небеса и даруй ей свободу, – надеясь на милосердие воина, продолжила умолять гарпия.

– Я вас лучше, ведь я буду первой душой,

Кто, еще не почив, царство мертвых нашел.

В ответ на эти слова гарпия перескочила с ветки на ветку и, поспешив разочаровать возгордившегося человека, ответила ему так:

– Не ты первый такой – многим тайна открыта,

Но не понял ты суть ключевой в жизни битвы.

Ярость захлестнула воина от того, что нечисть читает ему нравоучения. Молниеносно поднял он свой меч и тяжело опустил лезвие на лежавшую под его ногой женщину-птицу. Хвост второй темной тенью мгновенно мелькнул перед его глазами. Не растерявшись, скандинавский воин кинулся следом за гарпией-сестрой сквозь сумеречный лес. Внезапный порыв гнева заставил Ансгара забыть обо всем происходящем вокруг и, не успев опомниться, он обнаружил себя стоящим среди бесконечного множества черных деревьев в морозном аду. Последние солнечные лучи уже давно скрылись за лысыми ветвями, а от гарпии, за которой он гнался с таким рвением, не осталось и следа. Услышав женский смешок где-то позади себя, воин испуганно развернулся на месте и вгляделся в темноту. Но не увидев ничего, кроме колышущихся силуэтов. Он поспешил назад. Ветки, будто ожившие пальцы древних демонов, цеплялись за его одежду, оставляя на ней рваные дыры. Медвежий плащ на его спине превратился в изодранное полотно, а остатки облачений сползли с плеч. Выбежав обратно на заснеженное поле, воин остался абсолютно нагим, даже верный меч отстегнулся от пояса, волею злой судьбы потонув под бесконечными глубинами белого снега. От пронизывающего до костей холода Ансгар упал на четвереньки и завыл на луну, будто дикий зверь. Облизнув губы, он обнаружил, что вместо зубов у него во рту начинают пробиваться острые, как нож, клыки. Теряя человеческий облик, скандинавский воин в отчаянии побежал к стене, будто сорвавшийся с цепи перепуганный пес. Поздно осознав, что гарпии обманом наложили на него страшные чары, он утопил свое благородное сердце в ярости и гордыне, сам не замечая того, что обращается в одного из обитателей здешних мест. Покрывшись густой черной шерстью, Ансгар обратил взор на свои лапы, где сквозь огрубевшую кожу пробивались когти с палец толщиной. Разомкнув уста, он попробовал воздать молитвы богу Одину, но вместо слов из его пасти вырвался нечеловеческий вой. Гортани той твари, в которую он превращался, была чужда человеческая речь. Встав на четыре лапы, он завыл на луну и, все больше забывая про свой угасающий человеческий облик, побежал обратно в темный лес.

Кровавая луна утонула за кривыми ветвями, вернув в мрачный Хельхейм дневной свет. Увидев, как золотые лучи, словно ангельские стрелы, начинают пронзать землю, чудовище испуганно обняло мохнатыми лапами толстое дерево и спрятало клыкастую морду в черноте его тени. Невольное рычание обратилось к восходящему солнцу. Опустившись на четыре лапы, некогда гордый воин по-волчьи пополз сквозь непроходимую чащу, подальше, куда не проникает проклятый дневной свет. Время от времени в бездонных глазах чудовища можно было заметить тлеющий огонек умирающей души. Темные чары были могущественны, однако не всесильны – лишь истинная любовь могла противостоять им. Слившись с тенями, чудовище незаметно для блуждающих тут призраков начало рыскать между деревьями в поисках пропитания. Полагаясь лишь на свое острое чутье, оно нашло замерзшее озеро, на берегу которого рыбачил мертвец. Вместо наживки мертвец отрезал от себя куски гниющей плоти, привязывал их к длинным седым прядям и окунал голову в грубо вытесанную лунку. Чудовище тяжело ступало по хрустящему снегу навстречу запаху рыбы и жадно облизывалось. Каждый раз, высовывая голову из воды, мертвец складывал улов в плетеную корзину за своей спиной. Запах свежей рыбы настолько манил чудище, что оно, словно базарный вор, захотело схватить корзину и убежать вместе с ней подальше в лес. Выжидая удобный момент, чудовище притаилось среди густых веток и принялось наблюдать за мертвецом. С глухим плеском окунув голову в ледяную воду, мрачный рыбак смотрел сквозь толстый лед. Он давно заметил покрытое шерстью рыло и захотел изловить вора, чтобы потом полакомиться волчьей плотью. Решив, что его никто не видит, чудовище подкралась к корзине и, схватив ее, кинулось прочь. Глядя на удаляющуюся спину, мертвец вынырнул из воды и издал такой громкий свист, что ветки рядом с ним невольно колыхнулись, уронив с себя пушистый покров. Будто повинуясь его свисту, ветер внезапно вскружил белую метель, и из-под снега, словно весенние цветы, выросли руки других мертвецов. Чудовище в два прыжка вскарабкалось на ствол высокого дерева и, будто черная ворона, села на прочный сук. Мертвецы зашипели и облизнулись, просыпаясь от долгого сна. Часть из них подошла к дереву, где сидело чудовище и, воя от бессилия, принялась царапать толстую кору.